Вулф взглянул на меня. Не буду спорить, это я впустил Элму в дом. Но, судя по взгляду Вулфа, я также убил Эшби и Пита, да еще склонил Элму к такому деловому предложению. Я посмотрел на него и склонил голову набок, а Вулф вперил взор в девушку.

— Мисс Вассос, вы просите меня доказать невиновность вашего отца и вашу собственную непорочность. Я правильно понимаю?

— Моя непорочность не имеет значения. То есть дело не в ней.

— Важна невиновность вашего отца.

— Да, да!

Вулф указал пальцем на стопку долларов, перехваченную резинкой.

— Заберите ваши деньги. Вы правильно сказали: это — не гонорар за такую работу, и, если мне достанет донкихотства взяться за нее, подмазывать шестеренки не надо. Я ничего не обещаю. Если бы мне пришлось давать ответ немедленно, он был бы отрицательным. Сейчас полночь, пора спать, я утомлен. Я отвечу вам утром. Вы заночуете здесь, у нас есть свободная спальня, вполне подходящая и удобная.

Он отодвинулся от стола и поднялся.

— Но у меня нет никаких принадлежностей…

— У вас есть ваша кожа, — Вулф хмуро посмотрел на Элму. — Давайте допустим, что домыслы полицейских верны, что мистер Эшби действительно соблазнил вас, ваш отец дознался, убил его, а затем, боясь разоблачения, покончил с собой. Под гнетом этих печальных фактов вы идете домой и ночуете в одиночестве. Что произойдет?

— Но это неправда! Он так не делал!

— Я же сказал: допустим. Допустим, что это правда. Как бы вы поступили?

— Ну… Убила бы себя. Да, конечно.

Вулф кивнул.

— Полагаю, что так. Но если сегодня или завтра вы умрете при обстоятельствах, наводящих на мысль о самоубийстве, полиция и все остальные утвердятся в своих предположениях. Убийце это известно, а поскольку его попытка представить смерть Эшби как самоубийство почти удалась, а попытка выдать за самоубийство гибель вашего отца удалась полностью, вполне вероятно, что он может совершить новое покушение.

Если он знаком с вами, ему известно, что вы не лишены присутствия духа. Вы доказали это, придя сюда. Значит, пока вы живы, вы для него — смертельная угроза. Итак, вы ночуете здесь. Я встречусь с вами не раньше одиннадцати утра, но мистер Гудвин в вашем распоряжении, и вы сообщите ему все подробности, которые могут оказаться полезными.

Если я решу помочь вам в память о вашем отце, мне понадобятся все сведения, которые только можно раздобыть. Не пытайтесь скрыть что-либо от мистера Гудвина, он очень тонко чувствует молодых привлекательных женщин. Доброй вам ночи. — Вулф повернулся ко мне. — Посмотри, все ли в порядке в южной комнате. Спокойной ночи.

И был таков.

Когда послышался скрежет смыкающихся створок лифта, наша клиентка сказала мне:

— Возьмите деньги, мистер Гудвин. Я не хочу… — Ее затрясло, она закрыла лицо руками. Слава Богу, что ей удавалось сдерживать слезы до ухода Великого Человека.

В среду утром, в 10.45, я сидел за своим столом и печатал. Когда без четверти восемь я постучался в дверь южной комнаты, расположенной над спальней Вулфа, Элма уже встала и успела одеться. Спала она, по ее словам, неплохо, хотя вид девушки говорил об обратном. Обычно я завтракаю на кухне, но на этот раз Фриц воспротивился и накрыл нам в столовой. Элма справилась и с апельсиновым соком, и с двумя лепешками, и с двумя ломтиками ветчины, и с двумя яйцами-пашот с чесноком, и с двумя чашками кофе. Затем мы прошли в кабинет, и почти час, с 8.40 до 9.30, я задавал вопросы, а Элма отвечала на них.

С тех пор как два года назад она пошла работать в «Мерсерз-Боббинс», помещение конторы увеличилось вдвое, а штат сотрудников — втрое. Причем речь идет только о правлении и отделе сбыта, расположенных на Восьмой авеню. Насколько разрослась фабрика компании в Нью-Джерси, Элма не знала, но предприятие было крупное. Считалось, что ростом своим фирма обязана способностям и стараниям одного-единственного человека, Дэниза Эшби, тремя годами ранее назначенного главой отдела сбыта и рекламы. Теперь фабрика выпускала не только нитки, но и еще два с лишним десятка изделий, используемых при производстве одежды.

Элма назвала и охарактеризовала с десяток штатных сотрудников фирмы. Вот некоторые образчики ее творчества.

Джон Мерсер, президент корпорации. В сентябре ему стукнуло 61, и вся контора гуляла на вечеринке, попивая пунш и поедая пирожные. Мерсер унаследовал дело от отца и, судя по всему, владел большей частью акций. Почти все рабочее время он проводил на фабрике, появляясь в нью-йоркской конторе лишь дважды в неделю.

Когда Мерсер сделал Эшби вице-президентом, поручив ему сбыт и рекламу, фирма была на грани краха. Работников Мерсер звал исключительно по именам, и они любили его, величая за глаза «Большой М». У Мерсера были дети и внуки, но Элма не знала сколько. Никто из потомков президента не работал в корпорации.

Эндрю Буш, секретарь корпорации и заведующий правлением. Тридцати с небольшим лет, холостяк. Еще год назад он служил рядовым счетоводом, но потом прежний управляющий скончался от старости, и Мерсер повысил Буша. Теперь у него был собственный кабинет, но три-четыре раза на дню Буш появлялся в общем зале и совершал обход письменных столов (в просторном общем зале трудились двадцать восемь девушек). Буш велел всем стенографисткам, которых вызывал к себе Эшби, сначала заглядывать к нему в кабинет и докладываться. Поэтому за глаза Буша величали Рыцарем.

Филип Горан, коммивояжер, тридцать пять лет, женат, отец двоих или троих детей. Я включил его в список, потому что он: (а) редко появлялся в конторе раньше четырех часов дня, но в понедельник утром одна девушка видела его там, (б) он рассчитывал получить должность, на которую Мерсер назначил Эшби, и очень разозлился, (в) он просил одну сотрудницу, проработавшую в фирме столько же, сколько сам Горан, выяснить, что происходит между Эшби и Элмой Вассос, причем просил неоднократно.

Фрэнсес Кокс, секретарь. По словам Эммы, ей было тридцать лет, значит, на самом деле, вероятно, лет двадцать семь — двадцать восемь. Уж кое-что я о женщинах знаю. Ее я включил в список потому, что если она видела, как Пит входил в кабинет Эшби, то могла видеть и кого-то еще. Как знать, вдруг эти сведения пригодятся.

Дэниз Эшби, покойник. Год назад он сказал Элме, что ему тридцать восемь