Когда я стал говорить со Святым Джо об убийстве, он подумал, что умер Бейб. Может быть, он удивился, но удивился примерно так, как если бы это произошло просто раньше времени. Услышав, что и Сю умерла, он удивился сильнее – хотя не так сильно, как при виде живого Макклура, появившегося в окне.

Она умерла, проклиная Святого Джо. Она знала, что отравлена, но не позволила Макклуру вызвать врача. Не означает ли это, что она восстала против Джо, не захотела травить Бейба и сама отравилась? Яд прятали от Бейба. Но если он и нашел яд, я все равно не представляю себе Бейба Макклура в роли отравителя. Он слишком примитивен. Разве что застал ее за приготовлениями и вынудил саму проглотить яд. Но этим не объяснишь месячной давности следы мышьяка в ее волосах.

– А ваша гипотеза самоубийства объясняет их? – спросил Старик.

– Допускает. Не расшатывайте мою версию. Она и так еле стоит. Но если Сю покончила с собой в этот раз, почему нельзя предположить, что один раз она уже покушалась на самоубийство – например, месяц назад, после ссоры с Джо? Вот вам и мышьяк в волосах. Ничем не доказано, что она принимала яд в промежутке – между тем разом и позавчерашним днем.

– Ничем не доказано, – мягко возразил Старик, – кроме результатов аутопсии: хроническое отравление.

Догадки экспертов не та вещь, которая способна помешать моим рассуждениям. Я сказал:

– Они основываются на том, что в останках обнаружено маленькое количество мышьяка – меньше смертельной дозы. Но количество яда, обнаруженное в желудке, зависит от того, насколько сильно человека рвало перед смертью.

Старик благосклонно улыбнулся мне и спросил:

– Однако вы сказали, что еще не готовы включить вашу версию в отчет? А пока что – каковы ваши дальнейшие намерения?

– Если у нас ничего не горит, я иду домой, прокопчу «Фатимой» мозги и еще раз попробую разложить все по полочкам. Достану, пожалуй, «Графа Монте-Кристо» и просмотрю. Я не читал его с детства. Скорее всего, книгу завернули вместе с ядовитой бумагой, чтобы получился толстый сверток, который можно заткнуть между плитой и стенкой. Но, может, в самой книге что-то есть. Словом, я посмотрю.

– Я этим занимался вчера ночью, – тихим голосом сказал Старик.

Я спросил:

– И?..

Он вынул книгу из стола, раскрыл ее на закладке и протянул мне, розовым пальцем показывая абзац.

«Предположите… что вы в первый день примете миллиграмм этого яда, на второй день два миллиграмма: через десять дней вы таким образом дойдете до сантиграмма; через двадцать дней, прибавляя в день еще по миллиграмму, вы дойдете до трех сантиграммов, то есть будете поглощать без всяких дурных для себя последствий довольно большую дозу, которая была бы чрезвычайно опасна для всякого человека, не принявшего тех же предосторожностей; наконец, через месяц, выпив стакан воды из графина, вы бы убили человека, который пил бы одновременно с вами, а сами вы только по легкому недомоганию чувствовали бы, что к этой воде было примешано ядовитое вещество».

– Тогда все, – сказал я. – Тогда все. Они боялись сбежать при живом Бейбе, понимали, что он их настигнет. Сю пыталась выработать в себе невосприимчивость к мышьяку, приучить к нему организм, постепенно увеличивая дозу, чтобы в один прекрасный день отравить еду Бейбу и самой есть без опаски. Она захворала бы, но не умерла, и полиция ее не заподозрила бы, потому что она тоже съела отравленную пищу.

Все сходится. После ссоры, в понедельник вечером, когда она написала Уэйлсу записку, убеждая его бежать поскорее, она попыталась форсировать подготовку, стала слишком быстро увеличивать дозы и перебрала. Вот почему перед смертью она проклинала Джо: план-то был его.

– Возможно, она умерла от передозировки, пытаясь ускорить процесс, – согласился Старик, – но не обязательно. Есть люди, которые могут выработать в себе невосприимчивость к большим дозам мышьяка, но у них это, по-видимому, природный дар, особое свойство организма. А обычно подобная попытка кончается так же, как у Сю Хамблтон, – человек медленно травит себя, покуда кумулятивный эффект не приведет к смерти.

Бейба Макклура повесили через полгода за убийство Святого Джо Уэйлса.

Большой налет[5]

Пэдди Мексиканца я нашел в шалмане Лароя.

Пэдди, симпатичный аферист, с виду – король Испании, оскалил в улыбке все свои крупные белые зубы, толкнул ко мне ногой стул и сказал сидевшей напротив девушке:

– Нелли, познакомься с самым благородным сычом в Сан-Франциско. Этот дядя сделает для тебя все на свете – лишь бы закатать потом на пожизненное. – И, повернувшись ко мне, указал на девушку сигарой: – Нелли Уэйд, и ей ты ничего не воткнешь. Ей работать ни к чему, у нее отец бутлегер.

Нелли – тоненькая девушка в голубом; кожа белая, глаза продолговатые, зеленые; короткие каштановые волосы. Ее хмурое лицо ожило и похорошело, когда она протянула мне через стул руку, и мы оба посмеялись над Пэдди.

– Пять лет? – спросила она.

– Шесть, – поправил я.

– Черт, – сказал Пэдди, ухмыляясь и подзывая официанта. – Когда же я обману хоть одного легавого?

До сих пор он обманывал всех – он ни разу не ночевал в тюрьме. Грейс Кардиган раздела до нитки пятерых молодых людей в Филадельфии. Мы с Даном Мори поймали ее, но потерпевшие не захотели давать показания, и ее выпустили. Девчонке шел тогда двадцатый год, но она уже была ловкой мошенницей.

Посреди зала одна из артисток Лароя запела: «Скажи, чего ты хочешь, и я скажу, чего я дам». Пэдди долил джина в стаканы с имбирным ситро, принесенные официантом. Мы выпили, и я дал Пэдди клочок бумаги, где были написаны карандашом фамилия и адрес.

– Горячка Мейкер просил передать, – объяснил я. – Вчера его видел на Фолсомской даче. А это будто бы его мать, просил тебя заглянуть к ней – не нужно ли ей чего. Как я понимаю, это значит, что ты должен отдать ей его долю с последнего вашего дела.

– Ты меня обижаешь, – сказал Пэдди, пряча бумажку и снова извлекая из-под стола бутылку джина.

Я опрокинул второй стакан и подобрал уже ноги, налаживаясь домой. В это время с улицы