– Мне нужно в туалет! – простонала та.

– Я в курсе, – промолвила медсестра. – Для этого вовсе не нужно было устраивать переполох в коридоре. Доктор мне голову оторвет, когда узнает, что вы разгуливали без разрешения.

– Оторву! – раздался за спиной у Марии Анатольевны мужской голос. Она повернула голову – слишком быстро для еще не совсем пришедшей в чувство головы – и увидела доктора, похожего на Чехова. – Давайте-ка, голубушка, вернемся в палату.

Валюшка что-то спрашивала у доктора, а медсестра вкатила коляску с пациенткой в палату.

– Вот ваш санузел. Палату вам зять оплатил отдельную, со всеми удобствами. За дверью душ и унитаз. Только рано вам еще вставать, вот ваш туалет, по крайней мере на сегодня. – И она показала на невысокий табурет возле кровати, на котором стояло (или лежало, кто его разберет) медицинское судно.

– Я еще не совсем в детство впала, чтобы снова на горшок ходить! – возразила Мария Анатольевна, потихоньку сползая с кресла. – Можно я все-таки по-взрослому? – Она ухватилась за ручку двери и, не дожидаясь ответа медсестры, проскользнула в туалет.

– Не закрывайтесь только, – напутствовала ее медсестра.

Жидкое мыло в туалете пахло розами. Надо же, Алексей оплатил отдельную палату. Не пожалел денег! Все-таки замечательный у нее зять! Она вспомнила, как раздражал ее Алексей, когда сразу после свадьбы обосновался в их квартире. Конечно, она могла заставить его жить по своим правилам, но не стала. Приняла таким, как есть. Сказала себе: зять у меня хороший. Хороший! И вот результат. Наверное, слова Ходжи Насреддина «Сколько ни говори: «халва, халва», во рту слаще не станет» касаются только халвы. А может, кроме слов нужна еще вера в то, что в каждом человеке обязательно найдется что-нибудь хорошее. И если это хорошее постоянно холить и лелеять, то оно обязательно даст плоды.

Мария Анатольевна легла на кровать – надо же, кровать просто космическая какая-то. В роддоме, где она рожала Валюшку, кровати были с панцирными сетками, растянутыми до такой степени, что прогибались почти до самого пола. А тут – хоть не вставай совсем. Но вставать надо, небось ее лежание в копеечку обходится. Лучше правнучек на весенние каникулы свозить куда-нибудь на эти деньги. Или внучке в Москву отправить. Как они там, в Москве этой? Совсем одни.

Мария Анатольевна почувствовала, что еще миг – и она заплачет, но тут дверь открылась, и в палату вошел доктор.

– Как самочувствие? – спросил он.

– Отлично! Я бы уже домой хотела пойти, – доложила Мария Анатольевна.

– Пойдете, обязательно пойдете. – Доктор поводил у носа пациентки блестящим молоточком, попросил достать указательным пальцем до носа, откинул одеяло, постучал по коленкам, по локтям. – Обязательно пойдете. Только не сегодня. Полежите до завтра, а там видно будет.

– А можно мои зайдут ко мне?

– Не можно, а нужно. Только с тремя условиями: не больше двух человек одновременно, – доктор загнул большой палец на левой руке, – не больше пяти минут, – указательный палец лег на большой, – и через пять минут чтобы духу их не было в отделении. У нас тут все-таки больница, а не вокзал.

Первой зашла Валюшка со старшей правнучкой. Поохала, повздыхала. Про тапочки Мария Анатольевна говорить не стала – завтра обязательно уговорит доктора, чтобы отпустил ее домой. Зятя Алексея, сменившего Валюшку у постели тещи, она сдержанно поблагодарила, не удержалась, попеняла-таки за лишние траты.

Следом за зятем зашел тот самый мужчина, которого Мария Анатольевна заметила в коридоре. Она было подумала, что он из полиции – уж слишком лицо знакомое. Хотя нет, в полиции она видела только охранника да майора Щедрого с товарищем. Напрягла мозги и вспомнила: это же его она видела, когда шла в парк. Это же он ее ударил! Глаза заметались по палате в поисках хоть какого-нибудь средства защиты. Судно! Стоит совсем близко: руку протяни – и достанешь. В прошлый раз ему повезло – сзади подкрался, а сейчас она во всеоружии. Еще шаг, и огребет по полной. Будет знать, как нападать на беззащитных женщин.

Не сводя глаз с посетителя, Мария Анатольевна потихоньку подвинула руку, чтобы половчее схватить средство обороны.

– Вы меня не узнаете? – спросил мужчина. Голос у него, надо сказать, был очень даже приятный. Бархатный такой, слегка с хрипотцой. – Это мы с Герцогом вас нашли. Вернее, Герцог нашел, а я полицию вызвал.

«Я, что ли, в сумасшедшем доме лежу? – подумала Мария Анатольевна. – Герцог какой-то. А он тогда кто? Король-отец?»

– Герцог? – переспросила она и, не сводя глаз с мужчины, сомкнула пальцы на ручке средства обороны.

– Да, Герцог, – подтвердил мужчина. – Мы с вами часто в парке встречаемся. Только вы на нас внимания не обращаете…

Тут только до Марии Анатольевны начало доходить:

– Постойте, Герцог – это собака? Хаски? Белый, глаза голубые, а на носу – вот тут – пятнышко черное. Да?

Решив показать для верности, где у пса находилось пятно, на собственном лице, Мария Анатольевна выпустила ручку судна, в котором, впрочем, уже не было надобности.

– Вот-вот, – удрученно подтвердил мужчина. – На пса обратили внимание, а на хозяина – нет. Меня, кстати, Глеб зовут. А вас Мария, да? Внучки ваши сказали. Симпатичные они у вас, все в бабушку.

– Скажете тоже, бабушка симпатичная, – пробормотала Мария Анатольевна и добавила, что очень приятно, в смысле, узнать имя посетителя, хотя оно ей не очень понравилось – напоминало кусок льда, холодный и скользкий. Уточнять, что девочки ей не внучки, а правнучки, не стала – почему-то хотелось казаться в глазах гостя хоть капельку моложе.

– Вы хотели… – Взгляд Глеба упал на злополучное судно, и Марию Анатольевну бросило в жар.

– Нет, как вы могли такое подумать! – с горячностью возразила она. – Я просто хотела его убрать. А то неудобно как-то.

– Вы не стесняйтесь, ничего в этом зазорного нет. Я умею. За женой ухаживал.

«Так ты женат!» – мысль, пронзившая сотрясенный мозг Марии Анатольевны, была полна одновременно негодования, разочарования и сожаления.

– Доктор разрешил только пять минут каждому посетителю, – сухо сказала она и прикрыла веками глаза, изображая вселенскую усталость. Вам пора. К жене.

– К жене, наверное,