Пальцы, как назло, скользили медленнее, потому что… Потому что… Почему — Аликс не знала и сама, ей просто не хотелось прерывать контакт. Это не походило на прикосновение Йена. Тогда, на улице, её как молнией поразило, когда его холодные, сильные пальцы столкнулись с её рукой. Она даже зонт от неожиданности чуть не выронила — никогда до этого она не испытывала таких удивительных чувств. Скажи он ей тогда: «Пойдем со мной!» — она бы пошла и не жалела бы об этом. Сейчас же было иное. Словно солнышко разгоралось где-то в груди, пекло и манило, обещая, как во снах, защиту и что-то еще.

Аликс, все так же скрывая взгляд, боясь, что Вэл прочитает в них её смятение, вытерла руки платком и еле слышно сказала:

— А теперь надо лежать и отдыхать.

Вэл подался к ней, вдруг целуя в губы, как там, на эшафоте. Только там губы были жесткие, обветренные, злые и чужие. Тут, сейчас, они оказались податливыми и теплыми, зовущими и заставляющими солнышко в сердце гореть ярче.

Аликс растерялась — она не знала, куда деть руки, она не знала, допустимо ли прижиматься к мужу так, что его сердце отзывалось ударами в её сердце, она не знала, почему так хочется прикусить его губу и не отпускать. Пальцы все же нашли свое место — левая рука зарылась в черные, жесткие волосы, а правая скользила по скуле, по гладко выбритой щеке, по подбородку, по шее и груди Вэла. Он поймал её руку и, чуть отстранившись, заставляя Аликс пытаться обуздать бешено бьющееся сердце, поцеловал самые кончики пальцев… Его рука еще сильнее притянула Аликс к себе, затаскивая почти на колени, и тут…

Слезы брызнули у Вэла из глаз, и он с трудом прохрипел:

— Воды… Аликс… Ради всего святого — воды!

Она быстро отстранилась и подала бокал с водой с прикроватного столика, уже все понимая:

— Мазь… Прости, она очень трудно стираемая. Я как-то плохо отмыла руки и случайно прикоснулась к глазам.

Вэл с хохотом, с брызжущими слезами, с покрасневшими щеками откинулся назад на подушку:

— Аликс… Ты неподражаема… В который раз… Проклятые эльфы, в который раз ты усмиряешь мой пыл…

Вытирая слезы ладонью, он вновь поймал руку Аликс и безопасно поцеловал её в запястье:

— Малыш… Ты неподражаема.

Аликс, подавая ему ночную рубашку, уже не была уверена, что это комплимент, а потом она заметила, помогая Вэлу застегнуть рукав рубашки, как изменился блокиратор — его поверхность словно затянуло инеем. Сердце гулко пропустило удар, а затем бешено понеслось вскачь, напоминая, что Вуд всего лишь инспектор, а не маг. Пусть он поклялся своей честью, но он не мог точно знать — вернул ли Вэл магию. Аликс поняла, что если она хочет выжить рядом с Безумцем, то полагаться ни на чью помощь нельзя.

Она резко встала, не зная, куда идти и что делать… Ей в спину хрипло прозвучало:

— Малыш? Что-то случилось?

Аликс замотала головой:

— Нет-нет… Просто… Наверное, тебе хочется поспать… Или я могу почитать тебе что-нибудь … — Мысли путались, голова горела, а маленькое солнце в груди погасло и превратилось в камень — она должна помнить, она всегда должна помнить, что Вэл убийца. Что он избежал наказания и не будет прощен людьми. Простят ли такое боги, она не знала. Она должна это помнить… — Только я не помню, куда я положила книгу.

Вэл мягко сказал:

— В кресле у окна, малыш.

— Да… Да… Конечно… — Она взяла книгу в руки и по-детски забираясь с ногами в кресло, попыталась спрятаться от Вэла за обложкой книги. Аликс откашлялась, чтобы голос предательски не дрожал и начала читать первую открывшуюся страницу. — Про лесные дары много что говорили… Да не все их видели… Говорят, феи-восприемницы приносят три желудя. Один — первый — это оружие. Второй — это богатство, и третий — великий дар, но третий желудь — редкость, мало кому его удавалось заполучить. Говорили, что желудь должен быть только из Заповедного леса. И были года, когда крестьяне обирали все дубы, забирая желуди, но найти те самые так и не могли. Бывали неурожаи, и дубы не родили ни одного желудя, но у фей-восприемниц они никогда не кончались — ни когда крестьяне забирали все желуди леса, ни в годы неурожая. Говорят, однажды Эль Орель, желая отблагодарить рыцаря, взял из кормушки для свиней желудь, и тот оказался с великим подарком. — Дыхание все же перехватило от глупого ожидания — вдруг… Вдруг… Вдруг Вуду когда-то подарили такой желудь, ведь он полукровка, а он… Он его отдал ей. Оружие. Оружие против Безумца.

— Знаешь, — Вэл закашлялся, с трудом прочищая горло. — А эта книга не так и глупа. Автор знал, о чем писал. Просто не всю правду, но многое… Я читал, что первый желудь — не оружие. Это защита. Защита от боли, от страха, от несправедливости, от врагов и чужого оружия. Иногда, конечно, рыцарям и впрямь попадались непобедимые клинки в желуде, но это скорее исключение, чем правило.

Аликс, как любопытный лисенок, вылезла из-за книги, рассматривая Вэла поверх неё — его голос, даже чуть осипший, завораживал. И солнышко в груди вновь трепыхнулось.

— Второй желудь — не богатство, хотя бывали там и деньги, и украшения, и даже наряды… Второй желудь — это семья. Это признание того, что тебя принял Заповедный лес. Говорят, некоторые капитаны Дубовых листков получали такой желудь, и у них глаза меняли цвет — с голубых, как у всех воздушников, на зеленый, как у эльфов.

— А третий?

— А третий желудь, книга права, его мало кто получал. Маржин — ему подарили доступ к магии, и он щедро поделился ею с ларами. Джек из сказки — он получил дворец… Лар Орландо — говорят, он получил прощение за то, что прощать нельзя. Но это скорее тоже сказка — лесной народ не умеет прощать. На это способны только люди.

***

Ночь прошла быстро — Аликс спала, как ребенок, не просыпаясь и видя цветные сны, так похожие на реальность.

Уходящие в небеса деревья — раскидистые, мощные дубы, сосны — великаны, белоствольные березы и другие деревья, чьи названия не сохранились…

Изумрудный папоротник — высокий-высокий, с головой скрывающий под своим резным пологом, через который пробивались тонкие солнечные лучи…

Заливистый смех, зовущий за собой…

Летящие по ветру пушинки