Общественный центр оказался еще одной промышленной постройкой на расчищенном от леса островке земли. Прибыв наконец на место, я пожалела, что под рукой нет изображений местности с воздуха – если местные здания и располагались в соответствии с какой-то логикой, то она осталась для меня загадкой.

Обстановка внутри была скудной: несколько столов и множество стульев (по крайней мере, они были удобными). На одной из досок объявлений я увидела несколько старых выпусков «Петиции» и с интересом изучала их какое-то время.

В тот вечер энтузиастов вязания было десять, включая Серену и меня. И среди них двое мужчин, работающих на нефтяной вышке и приехавших домой в отпуск. Выглядели они, на мой взгляд, как типичные нефтяники: мускулистые и волосатые. Оба вязали свитера. Сказать по правде, Лайман и Рэндалл поначалу настолько меня обескуражили, что я таращилась немного дольше, чем позволяли приличия. Но им, кажется, было абсолютно все равно.

– У меня один рукав получается длиннее другого. Оставлю так и просто буду подворачивать длинный.

– Да не, ты справишься. Смотри на метки и считай.

На обоих были толстовки с обрезанными рукавами, открывающие крупные руки и мускулы, перекатывающиеся в такт спицам с намотанной на них пряжей. На кончике носа Лаймана примостились очки для чтения в погнутой пластиковой оправе и с покрытыми пятнами линзами.

Здесь также были Бенни и Лоретта, которая, кажется, безуспешно пыталась привлечь внимание кого-то из мужчин. Оба не обращали на ее откровенный флирт никакого внимания, поглощенные только свитерами. Еще когда Лоретта доставила мой ланч в бар Бенни, я заметила, что они общаются вполне дружески, хотя вроде бы и не друзья. Сегодня они несколько минут обсуждали Виолу и ее правила поведения на кухне.

– Лоретта, она за вас отвечает. Это ее работа: следить, чтобы вы не облажались. Ты должна ее слушаться.

– При этом мы все – взрослые люди, которые оказались на удаленном острове, окруженном океаном и акулами, – парировала Лоретта. – Ну, по крайней мере, китами точно. Не важно, главное, не безопасном, и мы не можем отсюда сбежать. И охранник на пароме следит за нами так, будто это дело всей его жизни.

– Виола пригрозила, что пристрелит его, если он позволит хоть одной из вас удрать в Джуно.

– Уж она застрелит, это точно.

– Не сомневайся.

Меня по-прежнему тянуло узнать, стреляла ли Виола в кого-нибудь, но я вновь промолчала. Лучше я сама ее спрошу, если найду подходящий момент.

Последней парой на встрече были мать и дочь. Я предположила, что они тлинкиты, но не была уверена, можно ли спросить об этом напрямую. Серена, похоже, с ними дружила: когда весь класс взялся за свои проекты, эти трое сели в углу и тихо беседовали за работой.

Мать звали Ларри, ее дочь Джанелл была слепой. Несмотря на это, вязала она, кажется, лучше всех: спицы в руках так и мелькали, с цокотом вывязывая идеально ровные ряды.

Я же только училась набирать петли и пока просто притворялась увлеченной ученицей, которая живо интересовалась, что вяжут другие, правильно ли она все делает и – после нескольких неудачных попыток – хорошо ли у нее получается. Разматывая пряжу и вывязывая петли, я гадала, зачем люди занимаются такой ерундой, когда в здешней лавке продается множество прекрасной зимней одежды, но вслух свои мысли не высказывала. В конце концов, я пришла сюда не вязать. Но внутренний голос подсказывал, что это занятие вполне может прийтись мне по душе, особенно если я когда-нибудь научусь работать спицами, как Джанелл.

– Эй. – Держа в руках спицу с нанизанными на нее петлями, я вновь подошла к Серене, Ларри и Джанелл. – Кажется, у меня получается!

– Ты молодец! Садись сюда. – Серена похлопала ладонью по соседнему стулу. Ларри адресовала мне хмурый взгляд.

– Не хочу вам мешать, – проговорила я.

– Совсем не мешаешь, – ответила Серена.

Я села и оглядела работы присутствующих. Ларри снова сосредоточилась на своем шарфе.

– Ты ведь новенькая, – утвердительно сказала Джанелл. – Я слышала, у тебя шрам на голове оттого, что тебя ударила лошадь.

– Нет, я упала с лошади, – поправила я, втайне радуясь тому, какими подробностями обросла моя примета. Восстанавливаться после удара лошадиным копытом гораздо более интересно.

– О, – ответила Джанелл, – сочувствую! – Она отложила вязание и протянула ко мне руки. – Давайте я посмотрю ваше вязание.

Я протянула ей спицу, и она провела пальцами по пряже. Затем улыбнулась:

– Вам нужно работать более терпеливо. Помедленней. Тогда все мигом выровняется. – Она протянула мне спицу обратно.

– Спасибо.

– Не за что. Мне нравится вязать.

– Это видно. У вас отлично получается. Вам ведь наверняка меньше шестнадцати?

– Четырнадцать, – улыбнулась она. – И я лучше всех в городе. Даже лучше, чем Серена.

– Факт, – подтвердила та.

– Я обожаю вязать. В голове сразу появляются образы: узоры, линии, ряды, из которых потом складываются целые картинки. Все сразу становится упорядоченным.

– Очень интересно.

Джанелл рассмеялась.

– Не бойтесь обидеть слепую девочку. Если непонятно, спрашивайте. Я имела в виду, что когда вяжу, то вижу сценки в голове. Я не всегда была слепой. Помню места, людей, цвета. Они заперты где-то там, но, когда я вяжу, они вновь появляются, и я могу воображать что-то новое. Доктор Паудер говорит, что это очень необычно и у других такого нет. Что у меня дар.

– Я с ним согласна. Если ты видишь картинки в голове, то это прекрасно. – И раз уж мы решили не быть слишком вежливыми, то я добавила: – А из-за чего ты потеряла зрение?

– Отслойка сетчатки. Это случилось зимой, и мы были далеко. Не смогли добраться до доктора.

В груди шевельнулась жалость, и я сглотнула подступивший к горлу ком. В голосе этой девочки, говорившей о своем несчастье, звучало принятие произошедшего. Жалость ей была не нужна.

– Думаю, ты замечательно справляешься со своей ситуацией.

Джанелл пожала плечами:

– А что еще остается?

– Верно.

– Ну как, готова учиться вязать? – спросила Серена.

– Да. – На самом деле нет, но мне нужно было задать всем много вопросов, и обойтись одним набором петель на целый вечер я не могла.

Освоив лицевые и изнаночные петли – через пару рядов я даже увлеклась процессом, – я решила, что теперь можно безбоязненно начать задавать серьезные вопросы.

Время окончания занятий в объявлении не упоминалось, и я предположила, что все просто сидят, пока не закончат или не захотят пойти по домам. По моим расчетам, у меня был примерно час, чтобы всех расспросить.

– А что вы думаете насчет расследования смерти Линды Рафферти? – спросила