– Ты там выросла, – заметила я, – и у тебя все прекрасно.

– Это, я полагаю, является предметом некоторых споров.

Я повернулась, чтобы посмотреть на Лилиан. Она не спросила меня, встречалась ли я с ее сестрой. Но я знала ее достаточно хорошо и начала подозревать, что она и не собиралась этого делать.

– Ты назвала маму в честь нее. Эллен, Элинор, в сокращении Элли.

Лилиан на мгновение умолкла, и я мысленно вернулась в тот день, когда мы стояли у могилы ее мужа.

– Она была сильнее, тогда, в детстве, – произнесла Лилиан. Со стороны могло показаться, что ее лицо не изменилось, но я уловила перемену в голосе. – Были дни, когда она не ела, чтобы я могла.

Лилиан не назвала сестру по имени – ни Эллен, ни Элли. Она никак не прокомментировала и тот факт, что назвала мою мать в честь нее.

– Твоя сестра голодала из-за тебя, – сказала я, с трудом веря, что моя бабушка когда-то была слабой. – А ты уехала из города и больше никогда не оглядывалась назад.

Лилиан тяжело вздохнула, на этот раз чуть тише.

– Я бы взяла ее с собой, – сказала она. – Я пыталась. Она тебе это говорила?

Эллен этого не говорила, но заявила, что не нуждается в помощи, особенно от своей сестры.

– Она не хотела уезжать с тобой, – предположила я.

– Она не хотела этого, Сойер. Всегда ненавидела, когда я говорила, что собираюсь уехать из этого города, и возненавидела меня, когда я все-таки уехала. Она ненавидела твоего дедушку. Эдвард Олкотт Тафт. Даже звук его имени заставлял ее скрежетать зубами. Она ненавидела меня за то, какой я была рядом с ним. Иногда я даже не уверена, на что она обиделась больше: на то, что я уехала, или на то, что я предложила ей уехать вместе со мной.

– Она не ненавидит Ту-Эрроуз.

Лилиан замешкалась:

– А следовало бы.

Бабушка не раз говорила мне, что я не знаю, каково это – по-настоящему быть бедной. Побывав в городе, где она выросла, я задумалась, была ли бедность единственной причиной, по которой Лилиан захотелось уехать.

Я подумала о Бет, женщине, чьи крики мы слышали. Биологическая мать Оди. Она была моей троюродной сестрой. Учитывая, что наши бабушки были однояйцевыми близнецами, она могла бы с таким же успехом быть мне двоюродной сестрой.

– У твоей сестры было шестеро детей, – сказала я Лилиан. – У нее шестеро детей. Ты знала?

Кто-нибудь из них голодал, чтобы их братья и сестры могли поесть?

– Я сделала все, что могла, для семьи Эллен, Сойер. Видит бог, она сама не позволяет сделать еще больше.

– Должен же быть какой-то способ, – возразила я.

– Моя сестра нашла собственный. – Теперь голос Лилиан звучал ровно. С ее лица исчезла небрежная, деловитая улыбка. – Много лет назад в Ту-Эрроуз процветало насилие. Оно оставило некоторые пробелы в местной… экосистеме.

Потому что это не было чем-то абстрактным.

– Элли… Эллен, она заполнила эти пробелы. Она участвует во всем, что происходит в этом городке, неважно, покупается оно или продается, и получает свою долю.

Например, наркотики. Или секс. Я снова подумала о Бет. Или дети…

– Поверь мне, ты не захочешь вмешиваться в дела моей сестры, – сказала мне Лилиан. – Ладно, сейчас не время и не место…

Бабушка замолчала. Я собралась было напомнить ей, что она сама выцепила меня для разговора, когда увидела причину ее молчания.

Ану Софию Гутьеррес.

Отец Виктории сказал мне, что он в курсе о цели сегодняшнего званого вечера. Означало ли это, что он знал и о том, что Виктория ищет ребенка, или о том, что Ана все-таки придет?

Но самым важным было то, как он отреагирует.

Бабушке потребовалось совсем чуть-чуть, чтобы снова овладеть собой.

– По крайней мере, с ней нет этого мужчины.

У меня не возникло сомнений в том, что под «этот мужчина» скрывалось «этот ублюдок». Учитывая все обстоятельства, было и правда хорошо, что на этот раз Джей Ди решил не появляться.

Виктория начала пробираться сквозь толпу, чтобы поприветствовать Ану. У подножия лестницы к ним присоединилась миниатюрная темноволосая женщина, фигуру которой лишь частично скрывало платье А-силуэта. Я узнала ее по благотворительному вечеру в «Аркадии».

Это мать Виктории. А вот Ана, которая разговаривает с Викторией и матерью Виктории.

Я не осознавала, что направилась в их сторону, пока не почувствовала, как пальцы Лилиан впились в мою руку.

– Не смей, Сойер Энн, – сказала она, ее улыбка вернулась на прежнее место. – Я сегодня здесь только потому, что меня попросила об этом твоя тетя. Светские мероприятия очень важны. Ситуацию нужно уладить. Ты собираешься подойти к ним?

– Это плохо? Или неблагоразумно?

Я удержалась от замечания, что присутствие Лилиан на вечере у Гутьерресов вряд ли положит конец сплетням об этой интрижке.

– Мне сказали, что здесь не ждут определенных гостей, – продолжила моя бабушка. Ей прекрасно удавалось делать вид, будто она не обратила внимание на Ану или на то, как Виктория и ее мать вели ее сквозь толпу.

Если Виктория сможет заставить своего отца поговорить с Аной, возможно, Ана поговорит с нами. Я наблюдала, как мать Виктории поцеловала мужа в щеку и увела его от делового партнера, или знакомого, или друга.

– Не берусь предполагать, но ты пялишься, – сказала мне Лилиан.

Виктор Гутьеррес как раз увидел Ану. Она что-то ему сказала. Он не может отвести от нее глаз. Он делает шаг вперед. Он улыбается.

Все шло на удивление хорошо – вплоть до того момента, когда восьмидесятилетний отец Виктории ласково погладил щеку Аны и рухнул на пол.

Мертвый.

День труда, 03:45

– Сойер? Сэди-Грэйс? Вы здесь? Вы меня слышите?

– Боже… Кэмпбелл! Сюда!

– Сойер!

– Осторожно, яма.

– Что… что ты делаешь в яме? И где Сэди-Грэйс?

– Я сказала ей убежать, и она убежала.

– Зачем?

– Не зачем, Кэмпбелл. А от кого.

Три дня назад

Глава 48

– От всемогущей Виктории по-прежнему нет новостей? – Кэмпбелл сменила позу на нашем причале и вытянулась на солнышке. – А от «Белых перчаток»?

Кэмпбелл сама напросилась в гости и привела с собой Сэди-Грэйс. Лили еще не позабыла хорошие манеры и не стала их прогонять. Правда, она почти ни с кем из нас не разговаривала. Неделю назад у нее был день рождения, который мы отметили весьма скромно (по