Гэй чуть качнул головой словно завороженный.

– Я, разумеется, не собираюсь оспаривать ваши факты. Однако же какое отношение они имеют ко мне?

– Она приезжала в Англию к вам.

– Э-э-э… вы можете это доказать?

– Я уже доказал. Вот документы. Вы на тот момент, если помните, были заместителем генерального секретаря Союза и должны узнать эту бумагу. Миссис Кент сказала, что намеревается поступить на работу. И ей выдали бланк для заполнения. Она же весьма размашисто написала на нем – вот сам бланк – такие слова: «Чтобы повидаться с моим другом сэром Гайлсом Гэем, который все для меня устроит». Не желаете взглянуть? Я вчера вечером получил через представительство Южной Африки.

– Вот интересно, друг мой, вы хотя бы в общих чертах представляете себе, сколько народу проходило через мой офис за сезон, пока я еще не отошел от дел?

– Значит, она не входила в число ваших друзей?

– Нет, не входила. Я никогда в жизни не видел этой женщины.

– В таком случае взгляните на это. Меня заверили, что это весьма необычно, почти неслыханно и доказывает прямое персональное вмешательство. Поперек листа здесь написано: «Личное собеседование, результат удовлетворительный», написано и подписано вашей рукой. Вы узнаёте собственный почерк?

Гэй не взял бумагу, которую протягивал ему Хэдли. Вместо того он резким движением поднялся из кресла и принялся расхаживать по комнате под мраморными бюстами покойников на книжных полках. Огонь в камине уже догорал, и его свет был не так ярок. Остановившись у хьюмидора на приставном столике, Гэй побарабанил пальцами по крышке, откинул ее и вынул сигару. Он выглядел не столько встревоженным, сколько весьма задумчивым. И заговорил, не оборачиваясь к полицейскому:

– Поясните мне один момент. Неужели вы считаете, я знал – до того, как компания Рипера приехала сюда, – что некая миссис Джозефин Кент на самом деле некая мисс Джозефин Паркс?

– Могли знать, а могли и не знать. Фамилия-то другая.

– И все же я обязан был знать, кто она такая? У меня здесь были фотографии, которые присылал недавно Рипер.

Хэдли выдержал паузу, прежде чем ответить.

– Да, у вас были фотографии, сэр Гайлс. Именно по этой причине все они изорваны и залиты красной тушью.

– Честно признаюсь, я не поспеваю за вашей мыслью.

– Я хочу сказать, – продолжил Хэдли, чуть повышая голос, – что в ящике хранились не только те фотографии, которые присылал мистер Рипер. Там было и много ваших собственных, в альбоме. И я предполагаю, что на некоторых из них вы с миссис Кент были запечатлены вместе. Именно поэтому от них следовало избавиться.

Гэй со щелчком захлопнул хьюмидор и обернулся:

– Да к черту ваше остроумие! Все так логично, все так красиво, и в самой своей основе все неверно. Кем бы я ни был, но я не до такой степени сумасшедший, как следует из всего сказанного. Это не выдерживает никакой критики, друг мой. Если все изложенное вами правда, у меня было много недель на то, чтобы уничтожить фотографии заранее. И все же вы утверждаете, что я дождался ради такого дела сегодняшнего утра, после чего обставил все так, чтобы привлечь к происходящему как можно больше внимания? Как вы это объясните?

– Я жду, чтобы это объяснили мне вы.

– Вы хотите сказать, что сами не можете? Кроме того, остается еще эта фотография, с написанной на обороте явной угрозой. По вашему утверждению, тушь высохла больше недели назад. И тем не менее я намеревался использовать ее именно сегодня утром для какой-то цели, которая ускользает от меня. У вас осталось что-то еще?

Очевидно, Гэй уже восстанавливал душевное равновесие: после жестокого нападения он сам перешел в наступление. Однако, обрезая кончик сигары, он едва не отрезал кончик собственного пальца. На Хэдли это не произвело впечатления.

– Осталось. Мы неплохо поработали прошлой ночью. Сержант Беттс, выполняя указания, отправился в Дорсет, чтобы навестить двух тетушек миссис Кент. Мы можем снять с них всякие подозрения. Они действительно никогда не видели свою племянницу до того раза. Она не сочла необходимым навестить их в свой предыдущий приезд в Англию, – похоже, у нее были другие дела. Однако тетушки оказались весьма кстати. Когда она захотела избежать встречи с вами и притвориться, будто никогда не бывала в Англии, то решила остановиться у них…

– Да какого черта! – воскликнул Гэй с таким надрывом, словно был искренне потрясен. – Зачем ей вообще притворяться, что она никогда прежде не бывала в Англии? Ответьте на этот вопрос, если сможете. Она что, совершила преступление? Кроме того, мне кажется, вы забыли, что я все-таки встречался с ней – позавчера вечером.

– В тот вечер, когда она была убита, – согласился Хэдли, словно бы просто подтверждая факт. – Да. Я сказал вам, что у нас имеется кое-что еще. Пока миссис Кент гостила у тетушек, она получила два письма, отправленные отсюда. Одно от мужа – тетушки раньше видели этот почерк. И второе, написанное почерком, которого они не узнали.

– Письма, разумеется, у вас?

– У нас только письмо от Родни Кента. Второе она уничтожила. Почему? Впрочем, ответила она на оба. – Хэдли подался вперед. – Я предполагаю, сэр Гайлс, что вы узнали миссис Кент на фотографиях, которые присылал вам мистер Рипер. (Неудивительно, что она отнекивалась от поездки в Англию.) И тогда вы написали ей, заверяя, что будете готовы при встрече ее не узнать. И позавчера вечером так и случилось.

Гэй раскурил сигару. И сказал:

– Вы начали с обвинений в бессмысленных розыгрышах. Но где-то на середине пути скорость переключилась. И до меня начинает доходить, что вы подводите меня прямо к обвинению в убийстве. – Он развел руками, хрустнул пальцами и заговорил, не вынимая сигары изо рта: – Господи боже мой, неужели вы в самом деле думаете, что я… – он разжал и снова стиснул пальцы, – взял и вот так убил двух ни в чем не повинных… – Его голос почти сорвался на визг. – Какая чушь!

– Я попросил вас разъяснить отдельные моменты, сэр Гайлс. Вы же до сих пор не ответили ни на один прямой вопрос. Если вы не дадите мне объяснений, я буду вынужден просить вас вернуться со мной в Лондон для дальнейшей беседы. И вы понимаете, что подобное означает.

Кент видел на другом конце комнаты белую дверь, ведущую в гостиную в передней части дома. Внезапно раздался стук. Кент понял, почему это так встревожило его: эти трескучие удары, эхом разнесшиеся по всему дому, были первым признаком жизни. На самом деле стук был не такой уж и громкий, но дробная россыпь показалась тяжелой и