Алёна обхватывает горячую чашку двумя руками, ягодный запах, исходящий от чая, заигрывает с обонянием, но она решает подождать еще немного, пока напиток не остынет хоть немного.

— Извини, что раньше не спросила у тебя, — несколько смущенно произносит она, поднимая взгляд на Лету. — Я знала, что нужно спросить напрямую, а не делать выводы, но все никак не могла собраться и…

— Тебе не за что извиняться. Поверь, на твоем месте любая бы решила, что увидела нечто такое, чего не должна была видеть. Но можешь не беспокоиться, — Лета игриво подмигивает, — убивать тебя я не планирую. Может, лучше женюсь.

Шутка простая, шутка откровенно глупая, но Алёна все равно над ней смеется.

Дышать становится заметно легче; время вообще начинает бежать быстрее после этого разговора. Они пьют чай, народу в кафе становится еще больше, и Лета рассказывает о том, что это было излюбленное место ее мамы, куда они всегда приходили вместе, пока ее не стало.

— А после ее смерти как-то и повода сюда прийти не было, — признается Лета и откусывает от творожного кольца.

— Ты скучаешь по ней?

— Не так часто, как это было раньше. В конце концов, мне было семнадцать, когда она умерла. С тех пор прошло много лет.

Интересно, думает Алёна, сколько лет должно пройти в ее случае, чтобы она перестала испытывать такую жгучую обиду на свою маму. И тут же мысленно поправляется: ее родители могут быть живы. Ее родители определенно точно живы и однажды обязательно вернутся домой.

— Прости, что затронула эту тему, — произносит Алёна несколько запоздало. — Не хотела навевать на тебя грустные воспоминания.

— Все в порядке, — тут же отзывается Лета. — А вот ты выглядишь и правда грустной. Неужели дело в моей истории?

— Я просто вспомнила о своих родителях, и что-то задумалась, — она пожимает плечами и принимается размешивать ложечкой ягоды, лежащие на дне чашки. — Они пропали без вести несколько лет назад, и я вроде как пытаюсь двигаться дальше. Даже согласилась ходить на сессии к Марии Андреевне.

— К Волкодав? А со стороны не скажешь, что ты такая смелая. Надо же — добровольно согласиться сидеть с этой горгоной в замкнутом пространстве.

— Просто не хочу жить прошлым, — отмахивается Алёна, явно пропустив мимо ушел слова о смелости. — Стараюсь дать себе шанс быть счастливее. Вот и с тобой решила поговорить, чтобы не было никаких недомолвок.

— Думаешь, со мной ты могла бы быть счастливее? — вдруг спрашивает Лета, чуть склонив голову набок, и щерится как довольная кошка.

Ее завораживающие глаза заглядывают в самую душу, она почти шарится в мозгу Алёны, и та точно пропускает вдох или пару, облизывает губы и кивает, не отводя взгляд в сторону.

— Мне хочется в это верить.

Улыбка на губах Леты становится только шире.

— Такой ответ меня устраивает. Было бы обидно получить другой на таком хорошем свидании.

— Значит, это свидание?

— А что бы тебе хотелось?

Алёна улыбается в ответ, смущенно скашивает взгляд куда-то в сторону, а потом все же отвечает:

— Меня устраивает свидание.

— Уверена? — игриво уточняет Лета.

— Уверена.

— Хорошо.

Погода становится будто бы намного лучше, когда они выходят из кафе и останавливаются, чтобы осмотреться. Лета говорит:

— У тебя кое-что в волосах, — и тянется, чтобы убрать это.

— Что там? — уточняет Алёна.

— Солнечный зайчик, — отвечает Лета, зарываясь пальцами в ее волосы, и мягко притягивает к себе для поцелуя.

Все внутри подскакивает и резко падает с огромной высоты.

Они целуются медленно, и Алёна закрывает глаза, прижимаясь как можно ближе к Лете. Этот поцелуй получается мало похожим на предыдущий — импульсивный, порывистый и несколько неловкий. В этот раз они целуются совершенно иначе: мягче, глубже и с языком. Тихое причмокивание получается случайным, и Алёна смеется, прервав поцелуй, чувствует на губах теплое дыхание Леты и прижимается своими губами к ее рту обратно.

Весеннее солнце греет значительно лучше, а поцелуи с самой прекрасной девушкой в мире прекращать абсолютно не хочется. Лета переплетает их пальцы и выдыхает почти что Алёне в рот:

— Я успела забыть, как приятно тебя целовать.

Ее голос звучит тихим шепотом, и от него перехватывает дыхание.

— Обещай, что мы еще поцелуемся, — просит Алёна быстрее, чем успевает осознать, насколько наивно звучит эта просьба.

— И не один раз.

Лета довольно улыбается, тянет ее за собой; и во всем городе нет никого счастливее. Алёна цепляется за каждое мгновение, стараясь впитать его, запомнить как можно подробнее и не отпускать. Что-то внутри никак не может поверить в реальность происходящего, и приходится щелкать себя по носу, напоминая снова и снова, что стоит позволить себе.

Стоит отдаться моменту, а не погружаться в старые раны.

Те самые, что почти не дают о себе знать, когда Лета держит ее за руку, рассказывает о чем угодно и смотрит на нее так, что Алёна чувствует себя не одной из многих, а единственной.

Домой она возвращается под вечер, улыбка прилипает к губам намертво, и Алёна совершенно не заботится о том, что скажет тетя, когда шумно захлопывает за собой дверь, скидывает ботинки и вешает куртку на крючок.

— Я дома! — кричит на всю квартиру, и Марта выглядывает из кухни в заляпанном фартуке и с полотенцем в руках. — Что готовишь?

— Рыбу с подливой, но она никак не удается. Ты же соврешь мне, что все было безумно вкусно, если она не получится? — спрашивает Марта и замечает мечтательное выражение лица племянницы.

— Конечно. Даже съем всю порцию. У тебя всегда все получается вкусно, — уверяет Алёна и чмокает ее в щеку.

— Давно ты не возвращалась домой такой счастливой.

— Ну Марта!

— А что я такого сказала? Это обычное наблюдение. К твоему сведению, я бы хотела видеть тебя чаще в таком приподнятом настроении. Тебе идет быть счастливой.

— Только не проси меня рассказывать все в мельчайших подробностях, — умоляюще просит Алёна.

— Не буду. Но если вдруг тебе захочется поделиться…

— Марта!

— Поняла-поняла, возвращаюсь к рыбе.

Обещание она, конечно, не сдержит, но сейчас Алёна об этом не беспокоится. Сейчас ей хочется парить от счастья. Она