Они обмениваются улыбками, и Лета привлекает внимание официантки — миловидной женщины среднего возраста с раскрасневшимися щеками и торчащими небольшими кудряшками из-под чепчика.

— Два «Ведьминых зелья» и творожные кольца, пожалуйста, — произносит Лета и подмигивает Алёне, обращаясь уже к ней. — У тебя же нет аллергии или какой-нибудь дурацкой диеты, которая портит все самое вкусное в жизни?

Вместо ответа та мотает головой; и совершенно не слушает, что говорит официантка и что Лета ей отвечает.

Впервые за долгое время ей хочется, чтобы это была не просто встреча, а самое настоящее свидание. Хочется флиртовать с девушкой, сидящей напротив, слушать ее истории и смеяться над не всегда уместными шутками.

Впервые за долгое время ей хорошо в компании другой девушки, и в этом нет ничего платонического.

— Так о чем мы говорили? — спрашивает Лета, когда миловидная официантка удаляется, оставив их предоставленными друг другу.

— Ты говорила про Макса.

— Точно. Знаешь, он мне почти как брат. Не могу сказать того же про Игоря, хотя за ним тоже иногда нужно приглядывать. Мне иногда кажется, что он не видит границ и может вляпаться в неприятности, если вовремя не треснуть ему по голове.

— Чем-то напоминает наши отношения с Димкой. — поддерживает Алёна.

— Поверь, у Димки с Игорем мало общего, — отмахивается Лета. — А у тебя есть брат или сестра?

— Нет, я единственный ребенок в семье.

— Как и я, получается, — хмыкает Лета, отводя взгляд в сторону. — Но у меня есть Кипарские, так что можно считать их моей второй семьей. Или первой, если учитывать тот факт, что папа фактически отказался от меня, решив, что я вступила в какую-то секту или еще хуже. Он не верит в то, что мама была ведьмой, — поясняет она, заметив непонимание во взгляде Алёны. — Не верит, кстати, и в то, что я такая же. В последний раз, когда мы виделись, он вообще предложил отказаться от всех подобных глупостей и пойти в юридический колледж, раз уж я так не хочу идти в десятый класс.

— И ты не пошла, — подсказывает Алёна.

— Разве можно отказаться от своего наследия ради дурацкого юридического колледжа?

Можно, думает Алёна.

Не то чтобы она знала лично тех, кто отказывался от обучения, а затем и почти полностью от своих сил, но такие случаи встречались. Папина племянница тому пример. Называть ее двоюродной сестрой всегда казалось каким-то неправильным; может, все дело в том, что они никогда не были знакомы. Или в том, что она на десять лет старше Алёны.

Но, если она правильно помнит, Яна никогда не изучала ведьмовство и абсолютно добровольно отказалась от возможностей, которые открылись бы перед ней, поступи она в школу, как того требовало ее наследие.

Интересно, что теперь ждет ее детей?

— Не могу представить себе жизнь без сил, — признается Алёна.

— Хорошо, что нам и не нужно представлять ее, верно?

Лета заправляет прядь волос за ухо и глядит на нее так внимательно, что Алёна моментально забывает про папину племянницу, про престранные размышления о серости обыденности жизни людей.

— Я рада, что ты позвала меня сюда, — искренне произносит она и кладет руку на стол, протянув ладонь к Лете.

Той намекать дважды не приходится; она сжимает пальцы Алёны своими мягко и улыбается тепло-тепло, наполняя светом и кафе, и весь этот день.

— Правда? А то я начала думать, что надоела тебе, раз ты меня избегаешь.

— Значит, ты все же не так легко к этому относишься, как пыталась меня убедить? — уточняет Алёна осторожно, на ее лице, пожалуй, слишком заметна вина.

Лета пожимает плечами, но все еще улыбается. И это хороший знак, как и то, что она все еще держит Алёну за руку и лишь пододвигает их ладони чуть дальше по столу, когда официантка приносит две большие чашки дымящегося чая.

— Иногда я делаю вид, что меня что-то не беспокоит, но внутри меня настоящая буря, — признается Лета. — Вроде защитного механизма после той истории с папой. Не подумай, я не виню его: людям бывает непросто принять, что прямо у них под носом находится целый мир из ведьм, духов и всевозможных тварей. Просто… мне хотелось бы от него чуть больше сочувствия и понимания.

Внимание Алёны привлекают многочисленные кольца на руках Леты. Особенно те, что на правой. Их пальцы переплетаются, Лета ласково касается ее кожи, будто играет с ней. И колец так много, но не одно из них не кажется тяжеловесным или холодным. Все дело, думает она, в том, что руки у Леты теплые.

Совсем как июльское солнце, до которого еще так долго.

Совсем как ароматный горячий чай, стоящий рядом с ними.

— Я не избегала тебя, — признается Алёна, подтягивает чашку ближе к себе. — Вернее избегала, но не потому, что ты мне надоела или я передумала с тобой общаться. Все дело в том…

Она делает паузу, тяжело вздыхает, отводя взгляд в сторону. Лета не торопит, и только благодаря этому, наверное, следующие слова даются Алёне чуть легче, чем должны были.

— Так получилось, что мы с Димкой видели тебя у школьных ворот — всю мокрую и с ботинком в руках, и я подумала…

— Что это я виновата в пропаже Агаты, — договаривает Лета, перехватывая ее взгляд. Уголок ее губ чуть приподнимается, она сжимает ладонь Алёны в своей чуть крепче, а затем вдруг целует теплую кожу на тыльной стороне, чем застает ту врасплох. — Я бы тоже на твоем месте так решила.

Они перестают держаться за руки, но Алёна все еще чувствует прикосновение чужих губ, как печать, и переводит взгляд с чужого лица на свою руку и обратно.

Лета тем временем пальцами зачесывает волосы назад и откидывается на спинку стула. Народу в кафе становится все больше, пространство сжимается, но это почти не мешает им разговаривать.

— Я действительно ходила к озерам, — признается Лета. — Решила, что смогу узнать что-нибудь важное, если пойду одна и занырну вглубь. Самонадеянно ли это? Однозначно. Имею ли я отношение к исчезновению Агаты? Нет.

— И что же ты искала?

— Зацепку. Что-то такое, что поможет продвинуться в поисках. Большую часть пропавших находят в первые сорок восемь часов, а потом… — она поджимает губы и многозначительно