— Всего не вернете.

— Верно, не верну. Потратился.

— Я говорю не про деньги.

Я хотела возобновить разговор о Бессоновой; даже если поверить Башкову, что он в ее смерти не виноват, — здесь я, честно говоря, все еще сомневалась, — то в том, что она, совсем еще молодая девчонка, стала воровкой, есть и его доля вины. Я бы завела беседу об этом, но тут не ко времени звякнул телефонный звонок.

Башков напряженно выпрямился, вопросительно и тревожно взглянул на меня.

— Это телефон, — сказала я. — Чего вы забеспокоились, вы же у меня в гостях. Извините, я подойду. Некому вроде бы, двенадцатый час уже.

Я вышла в прихожую, оставив дверь открытой. Так и есть, кто-то звонил в гостиницу, а попал ко мне.

Я вернулась к своему гостю; он уже поднялся со стула.

— Пойду, Евгения Сергеевна. Засиделся.

Он поглядел на пистолет.

— Оставьте его здесь, — сказала я мягко. — Не нужен он вам, поверьте...

Ничего не ответив, он не спеша взял пистолет с тумбочки. Подбросил его на ладони, как бы взвешивая, задумчиво глядя перед собой на темное окно. Потом положил пистолет обратно на тумбочку.

— И то правда. Все карманы им порвал...

Он повернулся ко мне, чинно, одной головой поклонился и вышел. Натянул в прихожей пальто. Долго застегивал пуговицы. Взял шляпу.

— Евгения Сергеевна, как я понимаю, вам нужно будет полковнику позвонить, когда я уйду?

Я промолчала.

— Конечно, нужно... Так разрешите, я сам ему позвоню. Только не отсюда, а вот выйду и с автомата позвоню.

— Зачем это вам?

— Избавлю вас от лишних объяснений. Я обязательно позвоню. Вы мне верите?

— В данном случае — да.

— В данном случае?.. Ну и на том спасибо. И за гостеприимство ваше тоже спасибо. За кофе. Отличный вы варите кофе, Евгения Сергеевна.

Уверенно и сразу открыл замок, распахнул дверь и вышел не оглядываясь. Я слышала его шаги, как он спускался по лестнице, услыхала, как хлопнула дверь подъезда. Подумала, что если сейчас сама позвоню в наше железнодорожное отделение, то через какие-то пять минут дежурная «оперативка» будет возле нашего дома... Я пошла на кухню, выключила свет, поглядела в окно и увидела темную фигуру, которая завернула за угол, где стояла будка телефона-автомата.

На черные оконные стекла вместе с капельками дождя ложились белые пухлые снежинки. Какую-то секунду они ярко поблескивали в отраженном свете электрической лампочки, горевшей в передней, потом тут же таяли, а на их место ложились новые, такие же белые и пушистые, и тоже таяли, превращаясь в мутные капельки...

Позвонил полковник Приходько.

— Евгения Сергеевна?.. Фу, а я напугался тут, признаться. Дежурный мне передал. Бухгалтер Башков вас навестил?

— Был, товарищ полковник.

— Ну и что?

— Поговорили.

— Он вам не угрожал?

— Что вы, наоборот. Пистолет мне оставил.

Полковник только хмыкнул в ответ, я не разобрала — сердито или весело.

— Я собирался «оперативку» в ваш район послать.

— Поздно, по-моему.

— А почему раньше не позвонили?

Я помедлила чуть:

— Не могла.

Видимо, в моем ответе прозвучало сомнение в необходимости этого звонка, и полковник Приходько уловил его. В трубке что-то затрещало, он подождал, когда утихнет линия.

— Знаете, Евгения Сергеевна, я предполагаю, что у вас новые мысли появились по этому поводу.

— Появились, товарищ полковник. Не совсем, правда, ясные...

— Вот и у меня появились. Полезно нам будет обменяться мыслями-то, как вы думаете? Не по телефону, конечно.

5

Ночью долго не могла уснуть. Утром встала с головной болью. Готовить себе ничего не хотелось, да и есть не хотелось, на кухне все валилось из рук; любимая чашка Петра Иваныча не разбилась только чудом.

Я бродила по квартире, сердито жужжа себе под нос, как осенняя муха.

Максим бы позвонил, что ли!

Но Максим не звонил; и никто не звонил, никому я со всеми своими настроениями не была нужна на всем белом свете. И я занялась тем, чем обычно занимается женщина, когда никого не ждет и самой ей не к кому идти — уборкой квартиры.

Я вытащила из-под кровати старый пылесос. Конечно, он не работал, но это меня уже не могло остановить. Я сняла с него крышку, забралась в его электрическое нутро. Вспоминая школьную физику, а главное, что ток течет по проводникам, я нашла неисправную щетку, и пылесос заработал. Ковров у нас с Петром Иванычем — слава богу! — не было. Я прочистила пылесосом, где могла, и вымыла там, где могла. И как только сама стала под душ, тут, конечно, и зазвонил телефон.

Мне не хотелось выбираться из ванной, но на телефоне мог быть полковник Приходько. Я замоталась полотенцем и прошлепала в прихожую.

Это оказался Максим.

Он звонил из своей Ордынки, в трубке что-то храпело и сипело, я слышала Максима плохо и попросила говорить громче, а он сказал, что уже кричит на всю Ордынку, и если я высуну голову в форточку, то услышу его и так. Придерживая локтями сползающее полотенце, — от дверей здорово дуло, — я наконец разобрала, что он только что вернулся из больницы, что Петр Иваныч чувствует себя превосходно (иначе он себя никогда не чувствовал!), что беспокоится, как я тут одна, а главный врач обещал выписать его в начале будущей недели.

После разговора с Максимом и после душа у меня восстановилось любопытство к окружающему миру, и я решила навестить Риту Петровну. Кстати, это избавляло меня от возни на кухне, рядом с Главным складом Торга имелась кафе-закусочная.

У соседнего подъезда я увидела знакомое пальто. Остановилась сразу, пригляделась. Нет, ошиблась. Пальто похожее, но его обладателем был не Башков.

Трамвай привез меня в Дзержинский район.

Давно я не была в этом кафе. Все в нем осталось на своих местах, включая столик у окна, из которого проглядывались входные двери Главного склада Торга.

Вот только буфетчица оказалась уже другая. Не прежняя вульгарная баба в мохеровой кофте с золотыми кольцами на руках, а молоденькая девушка, видимо, только что из торгового училища. Обслуживала она посетителей грубо и неприветливо, с видом оскорбленного достоинства, — кстати, таким выражением часто отличаются многие молоденькие официантки и продавщицы. Удивительно,