— А это ее идея была, — вдруг подал голос Гоша.

— Какая идея? — спросил Боцман.

— Ну, эта… Чтобы мы сделали копию с записи, и она бы пожаловалась…

— Молчи, ублюдок! — завизжала Наталья. — Врешь! Все ты врешь, подонок!

— Ну-ка, тихо! — потребовал Рябцев. — Я гляжу, вы друг друга стоите. — Он посмотрел на часы, потом нажал несколько кнопок на телефоне. — Петр Геннадьевич?.. Здорово, старый мусор… Да шучу я, ты же знаешь… У меня есть для тебя информация. Не далее как месяц назад, может, даже меньше, в городе появился господин Цветолюбов… Вадим Цветолюбов, бывший директор компании «Фармсиб»… Какие могут быть шутки? Жив он. Вместо себя он похоронил кого-то другого, причем явно сговорившись с известным тебе Кирсаном Башатовым — они встречались совсем недавно. Еще раз говорю — я не шучу! По всей видимости, они решили взяться за меня. Потом они возьмутся… Нет, не за нового директора. Там, если я правильно понимаю, все схвачено. Башатов может сейчас работать только с ним или с его людьми. Вот так. Таков передел. Сговор, вернее. И над всем этим сам знаешь чьи уши торчат… Правильно соображаешь, этого московского кукловода. Того, который взорвал лекарственный рынок «роскамовским» говном… Да наплевать мне на потребителей, я хочу, чтобы ты позвонил сам знаешь куда и проследил за тем, как будут снимать шкуру. Это можно сделать. А кое-какие показания можно вытрясти еще и… — Боцман посмотрел на Гошу. — Из Георгия Южакова, моего коллеги. — Это слово Боцман произнес с неповторимой интонацией. — Я его к тебе сам привезу. А ты тем временем можешь брать Башатова. Дай наводку информаторам: он сбрил бороду, ездит на белом «Мерседесе-300», номер, кажется… — Рябцев обратился ко мне: — Вспоминай, быстро.

Не знаю уж, из каких глубин памяти это выскочило, но номер машины словно бы сам собой свалился с языка. Боцман повторил его в трубку, а после этого набрал другой номер:

— Боря, заходи.

Боря вошел в квартиру буквально через несколько секунд; видно, он и впрямь дежурил где-то на лестнице. Я хорошо помнил этого шофера-телохранителя: с ним, так же как и с Гошей, я почти одновременно встретился в тот памятный вечер, когда гнался на «Жигулях» за джипом Виктора Эдуардовича… Почему же я тогда не отстал? Ведь все могло быть иначе.

— Борь, волына при тебе?

— Спрашиваете…

— Забери у этого кастет… Правильно, проверь, что еще там у него… Давай ключи, сейчас мы все сядем в машину и поедем ко мне на дачу… Я поведу, а ты приглядывай за друзьями-приятелями, чтобы они не вздумали по дороге засуетиться.

— Я понял, — произнес Боря.

— Значит, уходим, — резюмировал Боцман.

И мы покинули квартиру моей жены: Гоша, Боцман, его дочь и я. Шествие замыкал Борис, который погасил свет и захлопнул входную дверь.

На дворе стояла глубокая и довольно темная для июня ночь. Рябцев, подойдя к «Ауди», нагнулся, чтобы открыть дверцу, и вдруг мой тесть-авторитет едва ли не впервые показался мне не бандитом, держащим в страхе солидную часть города, а просто усталым пожилым человеком… Щелкнули дверные замки.

— Ты, — обратился Боцман ко мне, — садись вперед, рядом со мной… Боря, Наташу и этого… — Боцман показал пальцем на Гошу, — пропусти на заднее, и сам тоже садись…

Я обогнул машину (снова мелькнула мысль удрать, но куда уж там…) и плюхнулся на переднее сиденье «Ауди». Наталья и Гоша, молчаливые, ждущие свою судьбу, уже сидели сзади. Боря захлопнул дверцу. Боцман сел за руль.

— Кассету забыли, — вдруг сказал он. — Чего же ни одна ворона не напомнила?

Никто не отозвался. Боцман секунды три принимал решение.

— Славочка, сходи-ка и принеси ее сюда, — сказал мне Рябцев. — А чтобы у тебя не появилась мысль сделать финт ушами, с тобой сходит Боря… Ну, чего сидишь?

Я открыл дверцу.

— А эти? — спросил Боря, когда я уже вынес обе ноги из машины на асфальт.

— Ну, неужели не справлюсь? — проворчал Виктор Эдуардович, вставляя ключ в замок зажигания.

Это были его последние слова. А в следующей миг я ослеп и оглох. Только что я сидел на краю сиденья машины, будучи частично снаружи, а мгновение спустя сообразил, что меня словно бы размазало по вертикальной кирпичной стене. Когда слух и частично зрение вернулись, я уже валялся возле двери подъезда, а вокруг все было залито зловещим оранжево-красным светом от горящего факелом «Ауди». Пламя, подпитываемое горючим, жадно пожирало обивку и оснастку салона, а также тех, кто все еще оставался в машине… Я невольно провел рукой по лицу. Бровей и части волос на голове не было, кожу жгло невыносимо, но глаза остались целыми. Похоже, больше никого из машины не вынесло…

Я не стал терять время и поковылял за кассетой — не хотелось мне оставлять подобный трофей никому. Обошлось без переломов и вывихов. Жильцы подъезда, услышавшие взрыв, уже всполошились: где-то стукали двери, раздавались встревоженные голоса… Когда я спускался вниз, послышались звуки милицейской сирены, а когда, никем не преследуемый, уходил дворами прочь от дома, услышал и трубный зов пожарной машины. Итак, те, кто охотился на Боцмана, добились-таки своего.

Задерживаться в Новосибирске, как я полагал, было опасно. И казалось странным, что вместо убийцы на меня спустя считанные дни вышли судебные исполнители: оказалось, что в завещании Виктора Рябцева упоминалась и моя фамилия: Боцман отписал мне тридцать новых рублей. Очевидно, это завещание он составил в тот вечер, когда я сидел под замком в чулане. Намек был понятен, непонятно было лишь то, что я оказался в наследниках. Не иначе, Рябцев действительно вознамерился оставить меня в живых. Вот только, интересно, сдержал бы он слово Боцмана, данное им в день нашего знакомства, или нет?..

То, что я получил отсрочку, объяснялось, наверное, тем, что после допроса, учиненного Виктором Эдуардовичем, Жене удалось покинуть ресторан только ногами вперед… Этого типа мне было совсем не жалко, но, как оказалось, в эти дни я потерял еще одного друга — Гену Каледина. И, вспоминая рассказ Аи, я не сомневался, что именно этот Женя по поручению Колбасы или Кирсана — неважно — сделал так, чтобы Каледин замолчал. А он, возможно, уже знал, кто еще оказался заснятым на кассету