Вы должны. Уберите ее от меня!
– Мистер Фрост, что произошло? Я, конечно же, вам помогу всем, чем смогу. Только успокойтесь. Чего вам нужно?
– Мне нужно… Мне нужно… – Он ударил себя ладонью по лбу. – Мне нужно, чтобы эта неугомонная женщина оставила меня в покое. Она не дает мне проходу! Она не понимает, как сильно меня мучает. – Лицо его помрачнело. – А возможно, и понимает. И, может быть, делает это нарочно. Для нее кончина Сайласа ничего не стоит. Ничего!
Мне не подобало успокаивать его прикосновениями или объятиями, хотя очень хотелось. Он напоминал мне ищущего защиты ребенка.
– Я поговорю с Лилит. Мне очень жаль, что она не проявила должного участия. Она вся сосредоточена на этой пьесе и ужасно хочет видеть вас в роли Фердинанда.
– Нет никакой надобности сообщать мне об этом! Я только это от нее и слышу, снова и снова, просто жуткая гарпия! Что я не должен противиться воле музы. Что я расстраиваю Мельпомену. Она либо сама закончит в Бедламе, либо отправит туда меня.
– Я попрошу ее прекратить, – заверила я его.
– Какая ей разница, кого я играю? Никто из нас тут не нужен. Хоть обезьян поставь на наши роли, публике будет все равно, коль скоро здесь есть она.
– Не надо так говорить, мистер Фрост, пожалуйста. Что бы на это сказал Сайлас? Он верил в вас и ваш талант больше, чем во что‑либо. Если бы вы отступились, то разбили бы ему сердце.
Энтони сжал губы. Конечно, он не смог бы произнести этого. Ему и не нужно было говорить это вслух: его собственное сердце было уже разбито.
– Не обращайте внимания на Лилит, – подбодрила я его. – Не нужна вам ее муза. У вас есть своя. Сделайте это ради Сайласа.
Он усиленно заморгал, стараясь сдержать слезы.
– Вы правда думаете, ему хотелось бы, чтобы я продолжал работать и без него?
– Даже больше. Ему хотелось бы, чтобы вы блистали, затмевая Лилит!
Морщины у него на лбу разгладились. Он не то чтобы расслабился. Но все его мускулы как будто обмякли.
– Точно. Вы правы, мисс Уилкокс. Точно.
– И вы на это способны, – настаивала я. – Помните премьеру «шотландской пьесы», когда вы стали звездой?
– Да, да, – забормотал Энтони, вдруг исполнившись странного возбуждения. – Так я и сделаю: переиграю всех. Спасибо, мисс Уилкокс. Спасибо.
Не успела я ответить ему «пожалуйста», как он с новой энергией зашагал прочь.
Глава 19
При помощи помады я укладывала темные волосы Лилит в длинные завитки, которые спадали с одного плеча подобно сделанным индийскими чернилами штрихам. Грим был по-девичьи легким, но я добавила мушку у краешка рта. Все‑таки герцогиня не была лишена кокетства.
Я отступила подальше: сидевшая возле туалетного столика женщина уже не напоминала Лилит. Не могу сказать, почему это меня так беспокоило – ведь в этом, несомненно, и состояла моя работа. Но меня охватывало замешательство оттого, что при взгляде на Лилит я видела совершенно другого человека.
– Помни, о чем я тебя просила, – напутствовала я.
– Хорошо обходиться с Энтони, – повторила она, как попугай. – Я не хотела обижать беднягу. Я стараюсь ему помочь. Он не сможет снова восхитить публику, если продолжит игнорировать инструкции Мельпомены.
– Тебе нужно поменьше размышлять о героях и мифологических личностях и побольше о людях из плоти и крови.
Лилит надула губы.
– И какая в этом радость?
Я занялась подготовкой следующего костюма: платья, перевязанного веревкой. Пока я сидела на диване, развязывая узлы, в гримерной воцарилась тишина. Мне хотелось, чтобы Лилит снова начала шепотом повторять слова своей роли, потому что все, что мне было слышно, это сводящее с ума тиканье ее часов.
Я попыталась заглушить его собственной болтовней.
– Говорят, сегодня полный зал. Хорошее предзнаменование для твоего возвращения, правда? Скоро журналистам придется явиться с повинной головой.
Лилит с наслаждением вздохнула.
– Мне так приятно вернуться. Больше нигде я не могу жить по-настоящему. Я делаю вид, но это только слабое подобие настоящей жизни. – Она заметила мою работу. – Что это ты с ним делаешь? Кошек к твоим услугам больше нет, но ты изобретательна. Вшей мне в парик? Фейерверк в карман?
– Я все делаю прямо перед тобой, так что ты сама все видишь.
– Я думаю, что вижу. А как же ловкость рук? Может, ты училась у иллюзиониста, почем мне знать. Миссис Дайер оплатила бы твое обучение.
Тут она не ошиблась.
– Чем я могу тебе навредить, – шуткой ответила я, – когда за тобой приглядывает всемогущая Мельпомена? Если она настолько могущественна, почему бы ей просто не…
Лампы погасли.
Безо всякого предупреждения, без шипения или мигания. Нас сию же секунду поглотила темнота. Эвридика издала жуткий вой.
Послышался хруст, словно трескался лед.
– Лилит! С тобой все хорошо?
Я ничего не видела. На меня давила густая тьма, словно чья‑то застившая глаза рука.
– Лилит!
Лампы снова вспыхнули в полную силу. Я сощурилась, ослепленная резкой вспышкой света. Лилит по-прежнему сидела возле туалетного столика. Зеркало на нем треснуло.
Я видела, как один осколок задрожал и сорвался, упав прямо на коробку с гримом и гребень.
– Осторожно, Лилит! Не порежься! – Бросив костюм, я вскочила на ноги и потянула ее к себе. – Отойди оттуда, это может произойти снова. – Туалетный столик был весь усыпан острыми осколками. На уборку уйдет целая вечность. – Клянусь, этот театр разваливается на куски.
Лилит провела ладонью по губам, размазав помаду, которую я нанесла ей с большим тщанием.
– Может, – произнесла она задумчиво. – У Юджина чуть весь театр не рухнул у него на глазах. Но такова цена.
– Цена за что?
Она улыбнулась.
– За потрясающий спектакль.
* * *
Уборка осколков заняла у меня очень много времени, и я дошла до своего обычного места за кулисами только ко второму акту. Я появилась как раз в тот момент, когда герцогиня пристально смотрела на Босолу, положив руку себе на выпуклость живота. Эту выпуклость я сделала при помощи набитого шерстью ситцевого мешочка и тесьмой привязала к телу Лилит.
– Абрикосы, мадам.
Мимо меня прошмыгнул мальчик, коснулся подковы и вышел на сцену. Его взгляд, как и у всех остальных, был прикован к Лилит. Он шел к ней будто в оцепенении, протягивая корзину.
Лилит с жадностью набросилась на абрикосы, сок потек у нее по подбородку, и публика одобрительно захихикала. У нее изумительно получалось изображать женщину в положении с безумным желанием съесть чего‑то особенного. Она резко перестала жевать и положила руку себе на грудь.
– Благодарю, Босола: их‑то мне и хотелось.