Отработав кое-как — в голову лезли пестрые мысли, — Анна уже в третий раз за день переоделась, найдя на работе в шкафу свою когда-то здесь оставленную и вполне еще приличную кофточку, и тихо, медленно, с трудом переставляя ноги, пошла домой.

Всю дорогу она шла пешком, обдумывая свое теперешнее состояние и подготавливая себя ко всему, что может случиться. К вопросам, которых она хотела бы избежать. К взглядам, с которыми не хотела бы встречаться. К отражению подозрений, обвинений. К обыску — как знать?

Подойдя к дому и увидев, что ее никто не ждет и вокруг все спокойно, Анна сразу нырнула в свой подъезд, открыла дверь, заперлась и включила свет… Все нормально, все на своих местах, словно ничего и не произошло. Анна автоматически, словно робот, приготовила себе ужин, села за стол, и. вдруг ее тихое, зыбкоспокойное пространство прорезал дверной звонок. Так же механически, повторяя про себя написанные когда-то стихи «Я робот, я машина, автомат, не уникум — обычное явленье, я следую банальным повеленьям — вперед и вправо, влево и назад», Анна открыла дверь… На пороге стояла тетя Нюра. Анна всегда любила эту добрую, мудрую женщину, которая не раз нянчилась с Ванечкой, выручала ее деньгами, и теперь ей было приятно, что пришла именно она.

— Проходите, Анна Михайловна! Как хорошо, что зашли. А то мне сегодня как-то неспокойно, — призналась Анна, усаживая соседку.

— У меня, Анюта… как бы это сказать… утешение тебе есть… предложение. Ты только прими все спокойно. Хорошо?

— Господи, да что случилось-то, теть Нюр? Вы сидите, сидите. Ужинайте со мной.

— Спасибо. Послушай-ка меня внимательно, старого человека. Я весь день сегодня думала. И решилась. Мало у тебя было радости в жизни. У меня еще меньше. И впереди — ничего, труба дело. Вот почему я пришла. Мы ведь всегда с тобой ладили, да?

— Да…

— И сейчас поладим! Только если ты будешь не согласна — скажи сразу. И ничего тогда не надо…

— Я ничего не понимаю. Пока.

— Мне недавно на бывшей работе плитку электрическую подарили. С двумя конфорками. К юбилею. Ну, они спросили, что надо, знаешь, как это всегда бывает, я и говорю — плитку, а то у нас перебои с газом. А плитка в коробку большую упакована. Я эту коробку сегодня утром взяла, вышла из дома, зашла с ней в шалаш, а сама будто бутылки пустые ищу, засунула туда дипломат — он, зараза, еле влез, да и пошла за огороды, на пруд. Там — ни души. Бросила его в воду. То есть — коробку эту. А она плывет. Я тогда ее под водой немного подержала — и все. Вот и будь спокойна. Они тут все искали, бегали. Описания твоего нормального у них нет. Так что дама ты у нас теперь богатая. Сколько там? Много?

— Тысячи…

— Чего?

— Долларов. Господи, да что же теперь будет-то?

— Успокойся. Хорошо все будет. Хорошо. Да, вот еще что, Анюта — вдруг у них номера переписаны? Вот чего бойся. Хочешь, я одну бумажку возьму и в банке поменяю на рубли? Проверим. Если переписаны номера, скажу — нашла в кустах, ничего не знаю. И в том месте покажу, где ты шла…

— Еще кто-нибудь знает?

— Думаю, нет. Уверена. Многих опрашивали, у кого окна на остановку смотрят. Никто ничего.

— А вы… пришли только за тем, чтобы это сказать? Предупредить?

— Не только. Я пришла… в компаньоны к тебе проситься. Возьми меня с собой, куда поедешь. Я знаю, ты обязательно поедешь. С Ванечкой. Я вас люблю. Нам втроем будет лучше, чем вам вдвоем. И Ванечка ко мне будто к родной бабушке… Я тебе и потом помогу. Вот квартиру вам надо покупать. А спросят — откуда денежки-то? Я и здесь помогу, что-нибудь придумаю. У меня родня в чудесном городе на Волге. Можем там расположиться. Ты жизнь начнешь заново. Я все маялась — как тебе это скажу, вот и сказала. Ты плохо обо мне не подумала?

— Нет. Я всегда о вас только хорошо думала. Я согласна, теть Нюр. Все хорошо. А то уж извелась вся…

— И помни — если что, я все на себя возьму. Мне все равно уж немного осталось…

— Да что вы! Мы еще поживем! Пошумим еще, как деревья на ветру.

— На попутном…

— На попутном!

Они обнялись и неожиданно расхохотались.

— А вы хитрая, Анна Михайловна! Я ведь тогда чей-то взгляд почувствовала, только не знала, что это вы…

— Да не хитрая. Я случайно тебя увидала. У меня окна-то и на ту, и на другую сторону, знаешь. Гляжу — ты пробираешься с дипломатом, а потом — из шалаша выходишь уже без него и переодетая… Ну, тебе спокойнее стало?

— Стало.

— Давай завтра с утра я пойду поменяю купюру. Там крупные?

— Очень. По сто.

— Давай сейчас. Ты с утра — на работу, а я — в банк.

— Нету.

— Чего? Закопала?

— Ага. В погреб спустила.

— Вот дура-то! Да ведь на дачах по погребам шарятся, продукты ищут!

— Да уж теперь дело сделано… У тетки там погреба-то не видно, никто и не догадается, что он там есть…

Тетя Нюра ушла, и Анна буквально всей кожей ощутила приблизившийся покой. Уже не шумело в ушах от напряжения и страха, не дрожали до онемения руки, не ухало сердце от страшных картин, которые она гнала от себя — свершенное правосудие, одинокий Ванечка… Она знала, что мысль материальна, а значит, даже мысленно нельзя допускать провала, поражения, иначе произойдет катастрофа. Кто знает, как в нашем непознанном мире борются между собой черные и светлые мысли — возможно, как воины на поле брани. И если в реальном земном сражении вполне может победить черный воин, то кто даст гарантии, что в незримом нашем пространстве черные помыслы тоже не смогут победить? И вот теперь ей не надо было себя одергивать, сдерживать — тетя Нюра ее успокоила так же, как в детстве — мать. И вместе с покоем пришла уверенность — все будет хорошо, прекрасно, замечательно!

Следующие несколько дней прошли в каком-то чаду — Анне Михайловне после «пробного камешка» — первого обмена удалось поменять две тысячи долларов, не привлекая ничьего внимания. Анна же в турагентстве, да не у себя в городе, а в Москве заказала две