— Люди уходят и приходят, а мебель, сволочь, стоит, и ни черта ей не делается. — Неожиданно улыбнулся. — Даже герань на окошке зацветает. — Он встал, полил ее из графина, резко обернулся. — Ребята, надо срочно найти самые уязвимые места в защите противника. Для этого необходимо…

— Блокировать Сидорова, — прервал его Климов. — Пусть Волынский, Колберг и твои оперативники, — Климов ткнул в грудь Смородкина указательным пальцем, — организуют за Сидоровым круглосуточную слежку, чтоб он даже за обедом в ресторане голым себя чувствовал. Сидоров, естественно, запляшет, сделает попытку вырваться из города, но будет уже поздно: мы его подставим. Крепко подставим. Подставим точно так же, как он меня. Вот тогда-то он и запоет — любую бумажку подпишет, признается во всех грехах тяжких, лишь бы уйти от наказания. А наказание будет жестоким — вплоть до смертной казни.

— Хороший план! — воодушевился Смородкин, доставая из сейфа бутылку «Смирновской». — За это стоит выпить.

— Погоди, — остановил его Скоков, не сводя с Климова напряженного взгляда. — Ты сказал: подставим… Каким образом?

— Жмурика ему подбросим, — жестко проговорил Климов. — Жмурика самой первой свежести.

— Но это ж беззаконие! Произвол!

— А меня в наши казематы по закону устроили? — Климов выпил, закусил долькой мандарина. — Нет уж, с волками жить — по-волчьи выть!

Скоков округлил свои и без того круглые глаза и шагнул выходу.

— Я ничего не видел и ничего не слышал.

— Ваше право, — сказал Смородкин. — На Колберга и Волынского я могу рассчитывать?

— Они в твоем распоряжении.

Полковник вышел. Климов сел к столу и придвинул к себе чистый лист бумаги.

— Пейте. Я покуда письмо напишу.

Когда послание было готово, он запечатал его в конверт и протянул Смородкину.

— Сегодня же передай Колбергу. Скажи: для Митасовой.

— Твоя новая пассия?

— В наручниках поведешь? — не ответив на вопрос, спросил Климов.

— Креста на тебе нет! — взвился Смородкин. — Жить будешь в шоколаде — завтрак, обед и ужин из ресторана, перед сном — бутылка и доклад о текущем положении дел.

Красин впервые за весь разговор улыбнулся.

— Девочки будут?

— Желание будет — доставим.

Через пятнадцать минут Климов и Красин вошли в Дом предварительного заключения — так кто-то когда-то очень мило окрестил внутреннюю тюрьму Московского уголовного розыска на Петровке, 38.

Магнитофонная запись разговора

Линдера М. И. и Сидорова И. В.

Сидоров: Здравствуй!

Линдер: Привет! Чаю хочешь?

Сидоров: Лучше рюмку коньяку… Что стряслось? У тебя такой вид, будто ты лихорадку подцепил.

Линдер: По твоей милости. Нашел Синичкину?

Сидоров: Не кричи. Мои люди проводили ее до самого купе. А из купе она, тварь, испарилась.

Линдер: Она из костей и мяса соткана, поэтому испариться не могла.

Сидоров: Тогда, значит, сквозь землю провалилась.

Линдер: Провалиться сквозь землю, я думаю, ей помогли твои друзья-охранники. Не забыл, что они с Зоей Михайловной сотворили?

Сидоров: Они за это жизнью поплатились.

Линдер: Мне на их жизнь плевать! Ты мне Синичкину сыщи.

Сидоров: А ты что, без нее жить не можешь?

Линдер: Не могу. Есть, понимаешь ли, в ней какая-то редкая бабья черта: притягивает она к себе. Бывало, за ночь раз пять на стержень ее насадишь, кажется все, нет больше сил, а через десять минут опять к ней лезешь. И снова насаживаешь, да так, будто она первая баба в твоей жизни… Впрочем, тебе этого не понять. Ты, Игорь, хоть и умный мужик, но без фантазии — поэзии в тебе нет.

Сидоров: Значит, я прозаик.

Линдер: Осел ты, а не прозаик! Дома, в Белгороде, твои ребята у нее были?

Сидоров: Она там не появлялась.

Линдер: В общем, так… Найди мне ее хоть на дне морском — на ней три квартиры и четыре номерных счета. Соображаешь, какие это бабки?

Сидоров: Я-то соображаю, а вот ты о чем думал, когда своим доверенным лицом ее сделал?

Линдер: Я с ней семь лет в деле — одел, вскормил, образование дал. Она мне по гроб жизни обязана — на крови поклялась. Ни разу не подводила и не подведет. Я ей верю!

Сидоров: Если веришь — всплывет: на дне кислорода мало. А когда всплывет, мы ее и повяжем. И к тебе доставим, целенькую и невредимую.

Линдер: Постарайся сделать это как можно быстрее.

Сидоров: Постараюсь.

Линдер: У тебя все?

Сидоров: Два вопроса… С кем Синичкина дружила?

Линдер: С Краевой. Но она, увы, тебе ничего уже не скажет — покойница.

Сидоров: А в каких отношениях Синичкина с твоей секретаршей?

Линдер: Моя секретарша к особам женского пола равнодушна.

Сидоров: Всего доброго!

Линдер (после продолжительной паузы): Наташа!.. Митасова в редакции?

Секретарша: У себя.

Линдер: Пригласи ее, пожалуйста, ко мне.

Митасова быстро отключила портативный магнитофончик, которым ее снабдил предусмотрительный Леша Градов, сняла наушники, заперла на ключ в стол и подготовила к работе компьютер.

— Тебя вызывает шеф.

Митасова, не успев стереть с лица сосредоточенного выражения, медленно повернулась и, увидев в дверях улыбающуюся Наташу, ответила ответной улыбкой.

— И чего он на этот раз желает?

— Тебя.

— В каком виде?

— В рабочем.

— Передай ему, что я забыла надеть трусики.

— Ты ему сама об этом скажи, — рассмеялась Наташа. — А я послушаю, что он ответит.

Митасова вошла в кабинет, и Линдер жестом предложил ей занять место напротив. Когда она села, вежливо осведомился:

— От рюмки коньяка, надеюсь, не откажетесь?

— Я на работе, — ответила Митасова.

— Считайте, что ваш рабочий день кончился.

— Видите ли, я и после работы не с каждым пью.

— Значит, отказываетесь?

Митасова неопределенно пожала плечами.

— У нас деловой разговор?

— Дружеский. Я хочу задать вам несколько вопросов, а вы — откровенно на них ответить.

— В таком случае можно обойтись и чаем.

— Ваше право. — Линдер неторопливо закурил и посмотрел в окно.

— Вы встречались с Галей Синичкиной… в домашней обстановке?

«Клюнул, сволочь!»

— Приходилось.

— И какое она на вас произвела впечатление?

— Несчастная женщина.

Линдер задумался и после некоторого колебания наполнил рюмки.

— По-моему, разговор у нас все-таки деловой… Выпьем?

Они выпили, закусили шоколадными конфетами, и Линдер, сдвинув брови, спросил:

— Это вы так решили?

— Я.

— Почему?

— Потому, Макс Иванович, что вы потеряли прекрасную женщину.

— Вы хотите сказать, что Галя меня бросила.

— Думаю, да.

— Что ее не устроило?

— Если вы хотите, чтобы я была откровенна, то будьте откровенны и вы.

— Даю слово.

— Кто вам посоветовал отправить Галю во Франкфурт-на-Майне?

— Мой компаньон.

— Курт Вебер? — Митасова отставила рюмку в сторону. — Если сможете, я перехожу на чай.

— Сидоров, — после