– Вам уже рассказали о костях? – спрашивает полицейский, обращаясь к моей спине.

– О костях?

– Ясно… – ворчит он и уезжает.

Глава 2

Олив Огаста Пил, округ Пушматаха, Оклахома, 1909 год

Практически неограниченная власть была вручена множеству опекунов, которые были недостойны такого доверия.

«Маскоги дейли Финикс», 26 апреля 1915 года

Он входит в нашу комнату на чердаке тихо, словно амбарная мышь, опасающаяся разбудить кота. Не хочет, чтобы я поняла, что он задумал. Боится меня и старого черного пса. Во всяком случае, пока не придумает, что делать с нами обоими – как избавиться от нас или заставить молчать.

Черный пес моего папы слишком много лает. А я?.. Как и мой почивший папа, я слишком много говорю.

– Я знаю, что ты сделал с Хейзел, – сказала я ему в прошлом месяце, когда увидела за завтраком, что ее стул пуст. – Попробуешь так со мной – и я перережу тебе горло, когда ты напьешься. Я помогала папе забивать свиней, свежевать оленей и охотиться на белок и кроликов в горах. И у меня есть папин большой нож. Я его спрятала так, что тебе ни за что не найти.

Наверное, не стоило открывать рот, но, когда пропала Хейзел, я испугалась, что Теско Пил снова заявится, пока мама спит, одурманенная самогонным виски и опиумными порошками, неподвижная, словно мертвая, где‑то до середины следующего дня.

– У тебя богатое воображение, – Теско положил волосатую, словно тарантул, ладонь на мою голову. – И длинный язык. Думай, что говоришь. Это не пристало юной даме. Может, отправить тебя в одну из тех школ, где учат манерам и прочему? Например, обратно в Канзас-Сити, откуда родом твоя мамаша. Что думаешь, Олли-Огги?

Я стиснула зубы. Этому ласкательному имени не место на его губах. Олли-Огги называл меня папа. Хватало уже и того, что я потеряла настоящую фамилию и пришлось использовать фамилию Пил после того, как мама вышла замуж за Теско.

– Отправить меня в школу, как Хейзел? – выпалила я. Мне хотелось, чтобы он ответил: «Да», именно это с ней и произошло. Тогда я бы знала, что не случилось что‑нибудь похуже.

Он рассмеялся и ответил:

– Не суй нос не в свое дело, Олли.

Я вывернулась из-под его ладони.

– Не трогай меня! – предупредила я. – Или я скажу мистеру Локриджу о том, что ты сделал с Хейзел. Оставь меня в покое… иначе…

Я надеялась, что этого будет достаточно. Теско работает мастером на большом ранчо мистера Локриджа и на хорошем счету, вряд ли ему нужны проблемы на работе. Даже змея понимает: если все идет хорошо, лишний раз лучше не высовываться.

Но змея вроде Теско Пила не может удержаться и не ползать в темноте, и сегодня я вижу, как он крадется через нашу комнату на чердаке мимо моей кровати к постели Нессы. Стоит в белесом свете луны, словно призрак, и смотрит на нее.

Она – совсем маленькая девочка, ей всего шесть – еще совсем рано становиться женщиной, как ее старшая сестра, Хейзел. Несса провела с мамой и со мной половину своей жизни, с тех времен, когда мы с моим настоящим отцом вели хозяйство в горной долине в Уайндинг-Стейр. Там чистая прозрачная вода текла по камням, и старые деревья приглядывали за нами с высоты. Туда, в нашу хижину, папа и вернулся однажды, привезя с собой двух девочек чокто, существенно старше и младше меня.

– Привез тебе подружек для игр, Олли-Огги, – сказал он. – Это Несса Раск и Хейзел Раск. У них не осталось родных на этом свете. Теперь они будут жить с нами.

Мой папа никогда не мог пройти мимо страданий, когда сталкивался с ними в своих странствиях. До того он подобрал мальчишку-подростка, которого нашел в заброшенной хижине, но паршивец попытался украсть нашего вьючного пони, а потом убежал в лес. Поэтому, когда папа привел домой Хейзел и Нессу, я решила, что эти девочки у нас надолго не задержатся. Их тихие перешептывания на родном языке чокто меня немного злили, как и маму. Поэтому мы с Хейзел и Нессой никогда по-настоящему не дружили, особенно после того, как папа уехал в горы, а через месяц его пегий вьючный пони вернулся домой один. Пони был по-прежнему нагружен папиным снаряжением и вещами, но папа так и не вернулся.

Без него Хейзел и Несса стали тяжкой обузой, и мама с разбитым сердцем незадолго до первого зимнего снега собрала нас и повезла в низину, в гостиницу в Талиайне. К тому времени она уже знала, что папы нет в живых. Вдвоем с мамой мы смогли бы сводить концы с концами, как прежде, когда жили в Канзас-Сити, я была совсем маленькой, а папа ушел в армию. Но с тремя девчонками, цепляющимися за юбку, маме пришлось согласиться даже на такого негодяя, как Теско Пил.

Я винила в этом Хейзел и Нессу, но зла им не желала. Особенно малышке Нессе, которая по большей части молча наблюдает за происходящим вокруг, забившись в угол, и старается не путаться под ногами.

Мое тело напряжено, как струна, и я, вцепившись в простыню, наблюдаю за Теско. Думаю о папином ноже, спрятанном между бревнами стены за отвалившимся куском штукатурки. Если я попытаюсь его достать, он услышит скрип пружин под моим матрасом, а потом свалит меня с ног одним ударом и отберет нож.

Я вижу это мысленным взором, как иногда и другие события, которые еще не случились. Вижу папин нож в руке Теско Пила.

Плотно сжав веки, я стараюсь мыслями оказаться в другом месте, как делала это раньше, когда он приходил по ночам к Хейзел. Пытаюсь превратить кровать в волшебный ковер-самолет, как в сказке, но тут Несса что‑то бормочет во сне. И я не могу сделать вид, что меня тут нет.

Выглянув, я вижу, как Теско поднимает одеяло и смотрит на нее. Несса поворачивается на бок и от холода поджимает коленки под ночную рубашку.

Я сажусь на кровати достаточно быстро, чтобы пружины под матрасом зашумели, а пол скрипнул, и, вытянув вперед руки, словно пытаясь нащупать лучи лунного света, проникающие в окно, говорю: «Па… папа?» Мой голос звучит тихо и с хрипотцой.

Теско роняет одеяло в такой спешке, что оно накрывает Нессу с головой.

Я наблюдаю за ним краем глаза, но продолжаю притворяться, будто мною овладел дух. Теско суеверен. Его очень встревожили рассказы ковбоя чокто