и повторил:
– Она ревнивая?
– Ревнивая, – сказал он уже спокойнее. – А также властная, избалованная, недоверчивая, жадная, мелочная, бессовестная, вероломная, себялюбивая – короче, дрянь, ничтожная дрянь.
– А основания для ревности у нее были?
– Хочется верить, что были, – съязвил он. – Я бы очень расстроился, если бы узнал, что мой сын ей ни разу не изменил. Хотя, очень возможно, что так оно и было. С него станется.
– И все же вы не можете назвать причину, из-за которой она могла убить его?
– Не могу назвать причину?! – Он опять завопил. – Я же вам говорю…
– Все, что вы говорите, несерьезно.
Старик откинул одеяло и стал вылезать из постели. Затем передумал, поднял покрасневшее от бешенства лицо и заорал:
– Стэнли!
Дверь приоткрылась, и в щелку заглянул секретарь.
– Выставь-ка отсюда этого ублюдка, – распорядился старик, замахнувшись на меня кулаком.
Секретарь повернулся ко мне.
– Один ты, боюсь, не справишься, – сказал я, покачав головой.
Секретарь нахмурился. Мы были примерно одного возраста. Он был долговязый, на целую голову выше меня, зато фунтов на пятьдесят легче. А мои сто девяносто фунтов состояли не из одного жира. Секретарь занервничал, виновато улыбнулся и ретировался.
– Между прочим, – сказал я старику, – сегодня утром я решил побеседовать с женой вашего сына, но, подходя к ее дому, увидел, как туда входит Макс Тейлер, и счел за лучшее с визитом повременить.
Элихью Уилсон опять сунул ноги под одеяло, тщательно подоткнул его со всех сторон, откинулся на подушку, уставился, прищурившись, в потолок, а затем глубокомысленно заключил:
– Гм, вот оно что…
– Не понял?
– Теперь все ясно, – с уверенностью сказал старик. – Его убила она.
В коридоре послышались шаги, только на этот раз не легкие, секретарские, а тяжелые.
– Вы устроили вашего сына в газету для того… – начал было я, когда шаги приблизились к самой двери.
– Убирайтесь вон! – гаркнул старик, но не мне, а тому, кто стоял за дверью. – И в дверь не заглядывать! – Он сердито посмотрел на меня и спросил: – Так для чего, по-вашему, я устроил сына в газету?
– Чтобы рассчитаться с Тейлером, Ярдом и Питом.
– Ложь.
– Это не я придумал. Весь Берсвилл об этом знает.
– Вздор. Я отдал газеты в его полное распоряжение. Он делал с ними все, что хотел.
– Расскажите об этом своим дружкам, они вам поверят.
– Плевать я хотел на дружков. Я говорю то, что есть.
– Не будем спорить. Оттого что вашего сына убили по ошибке – а это надо еще доказать, – он все равно не воскреснет.
– Его убила эта женщина.
– Сомневаюсь.
– Сомневается он! Она и убила.
– Возможно. Но про политику тут тоже не следует забывать. Вы могли бы…
– Повторяю еще раз, его убила эта французская тварь, а все ваши идиотские домыслы можете оставить при себе.
– И все-таки политикой пренебрегать нельзя, – не сдавался я. – Вы же Берсвилл знаете как свои пять пальцев. Дональд как-никак ваш сын. При желании вы могли бы…
– При желании я мог бы, – взревел он, – послать вас ко всем чертям назад во Фриско вместе с вашими идиотскими…
Тут я встал и довольно бесцеремонно перебил его:
– Значит, так. Я остановился в отеле «Грейт вестерн». Если надумаете поговорить начистоту, я к вашим услугам.
С этими словами я вышел из спальни и спустился по лестнице. Внизу с виноватой улыбкой слонялся секретарь.
– Старый скандалист, – буркнул я.
– На редкость яркая личность, – пробормотал он в ответ.
В редакции «Геральд» я разыскал секретаршу убитого. Ею оказалась крохотная девушка лет двадцати с большими карими глазами, светло-каштановыми волосами и бледным хорошеньким личиком. Звали ее Льюис.
О том, что ее шеф вызвал меня в Берсвилл, она слышала первый раз.
– Надо сказать, мистер Уилсон вообще был человеком замкнутым, – пояснила Льюис. – И потом… – она запнулась, – он не очень-то доверял своим сотрудникам.
– И вам?
– И мне, – покраснев, сказала она. – Впрочем, он проработал в редакции очень недолго и поэтому плохо знал нас.
– Думаю, дело не только в этом.
– Видите ли, – проговорила она, прикусив губу и оставив на полированной крышке стола главного редактора целый ряд превосходных отпечатков пальцев, – его отцу… не очень нравилось то, что он делал. Поскольку газеты принадлежали Уилсону-старшему, нет ничего удивительного в том, что мистер Дональд не вполне доверял своим подчиненным, считая их более преданными отцу, чем себе.
– Старик был, кажется, против поднятой на газетных страницах кампании? Почему же в таком случае он, полноправный владелец газеты, с этими кампаниями мирился?
Она низко опустила голову, словно изучая собственные отпечатки пальцев, а потом еле слышно ответила:
– Тут все не так просто. Когда мистер Элихью серьезно заболел, он вызвал сюда Дональда, мистера Дональда, ведь мистер Дональд в основном жил в Европе. Узнав от доктора Прайда, что ему придется оставить дела, мистер Элихью телеграммой вызвал сына домой. Но когда мистер Дональд приехал, мистер Элихью раздумал передавать ему дела. А чтобы сын не уезжал, он отдал ему газеты, вернее, назначил его редактором. Эта работа пришлась мистеру Дональду по душе, журналистикой он увлекался еще в Париже. Когда же он обнаружил, что творится в городе, то развернул в своих газетах кампанию. Он не знал… Он же большую часть жизни прожил за границей… Он не знал…
– …что у его отца тоже рыльце в пуху, – закончил за нее я.
Ее слегка передернуло, но она не стала возражать и продолжила:
– Они с мистером Элихью поссорились. Мистер Элихью сказал сыну, чтобы угомонился, но мистер Дональд отца не послушался. Знай мистер Дональд, чем он рискует, возможно, одумался бы. Но, по-моему, он бы все равно не догадался, что в городских злоупотреблениях замешан его собственный отец. А сам мистер Элихью не стал бы ему говорить, ведь признаваться в таком родному сыну очень нелегко. Тогда старик пригрозил, что отберет у мистера Дональда газеты. Не знаю, пугал он его или действительно решил проучить. Но затем Уилсон-старший заболел опять, и все пошло своим чередом.
– Дональд Уилсон посвящал вас в свои дела?
– Нет. – Она перешла на шепот.
– Откуда же вы все это знаете?
– Я пытаюсь… пытаюсь помочь вам найти убийцу, – обиделась она. – И вы не имеете никакого права…
– Если действительно хотите помочь, скажите лучше, откуда вы все это знаете, – настаивал я.
Она сидела, уставившись в стол и прикусив нижнюю губу. Я ждал. Наконец она сказала:
– Мой отец – секретарь мистера Уилсона.
– Благодарю.
– Только не подумайте, что мы…
– Мне это безразлично, – заверил ее я. – Скажите, что вчера вечером делал мистер Уилсон на Харрикен-стрит, когда назначил мне встречу у себя дома?
Она