а Мэри может.
Мальчик пожал плечами.
– И что? У себя в доме что хотите, то и делаете, так?
Конни не могла ни на что решиться. Если выйти и заговорить с полицейским, это, наверное, будет выглядеть подозрительно? В конце концов, он не на их участке. Или будет еще страннее, если она не выйдет? Конни передала бинокль мальчику.
– Ты его знаешь?
– С чего бы? – огрызнулся Дэйви воинственным тоном, тем самым подтверждая подозрения Конни, что за свою короткую жизнь он уже сталкивался не с одним местным полицейским.
– Знаешь или нет?
Дэйви сделал вид, что присматривается.
– Сдается мне, это Пенникотт. Сержант Пенникотт, если точнее. – Он вернул Конни бинокль. – Да, сдается, он и есть. Строит из себя детектива.
– Что ты о нем знаешь?
Мальчишка засунул руки в карманы.
– С чего это я должен что-то о нем знать?
– Ты, как сам говоришь, мальчик наблюдательный. Думаю, от тебя мало что ускользнет.
Мальчишка приосанился.
– Это точно. Он, этот Пенникотт, свидетельствовал на суде против Грегори Джозефа. Только из-за Пенникотта его и закатали на три месяца – так он говорит.
Конни вспомнила, как Джозеф смотрел на нее в саду. Его расчетливые глаза и деловитость, с которой он обыскивал карманы Веры, лежавшей на сырой траве. Конни ничуть не удивилась, услышав, что он побывал в тюрьме.
– Когда его освободили?
– Пару недель назад.
– Когда мы с тобой только что разговаривали, ты сказал, что ты не такой, как он, Дэйви. Что ты имел в виду?
Мальчик повозил по полу носком незашнурованного ботинка.
– Ничего я такого не говорил.
– Говорил-говорил. Ты сказал, что ты не такой, как он, и еще побожился.
Дэйви покраснел.
– Он все ходит, слушает. Собирает всякое разное про людей, хотя по-своему он еще ничего себе. Хоть руки так не распускает, как некоторые.
– А еще что?
– Он в завязке. Ни капли в рот не берет. И на других, кто пьет, косо смотрит.
– Это Грегори Джозеф-то? – удивленно переспросила Конни.
Дэйви рассмеялся.
– Я-то думал, вы о Пенникотте. Нет, Джозеф вечно торчит в «Бычьей голове», почти как ваш старик.
Конни бросила на него суровый взгляд.
– Простите, мисс, – быстро сказал мальчик. – Я не имел в виду ничего неуважительного. Вечно мой язык вперед меня выскакивает. Матушка Кристи все меня распекает за это. Говорит, язык меня погубит.
Конни улыбнулась.
– Ты хорошо знаешь миссис Кристи?
– Она добрая. Знаете, когда я мимо иду, по делу там какому-нибудь важному, она мне дает горячую овсяную лепешку или стакан молока. Ну, не каждый раз, иногда только.
Конни посмотрела на этого худощавого решительного мальчика и подумала: хоть она и привыкла видеть его то тут, то там, а о жизни его ничего не знает. Где он живет, кто о нем заботится? Если вообще заботится хоть кто-то.
– И это тоже она мне починила, – сказал он, дергая себя за рваные короткие штаны. – На той неделе совсем разошлись, – вздохнул он. – Да, она ничего себе, миссис Кристи.
– Я так и думала, – сказала Конни. Положила руку ему на плечо и отметила про себя, какой он худенький. – Перед тем, как ты уйдешь, Дэйви, мы пойдем на кухню и попросим Мэри дать тебе что-нибудь, чтобы веселее шагалось. У нас есть мясной паштет «Шиппама», если хочешь.
На миг их взгляды встретились. Конни увидела, как настороженность Дэйви на какую-то секунду исчезла. Он кивнул, затем его взгляд сделался жестче, и сам он снова стал бодро-настороженным.
– Это было бы весьма благородно с вашей стороны, – проговорил он в своей странной официальной манере. – Немного хлеба с паштетом пошло бы мне очень даже на пользу.
Конни показала на бинокль:
– Где ты его взял?
Было очевидно, что такая вещь не могла принадлежать Дэйви: слишком хороша для него. Конни чувствовала, что он подбирает слова, чтобы не соврать, и ей вдруг подумалось, что Дэйви с ее отцом могли бы отлично поладить.
– Он, собственно, не совсем мой.
– Не твой?
– Я его не стащил. Нашел.
– Нашел?
– Честное слово, нашел. На старой соляной мельнице есть такая небольшая комнатка наверху, над колесом. Вот там он и лежал, на подоконнике, и глядел наружу. Прямо сюда, а оттуда неплохой вид на этот дом открывается вообще-то.
Бинокль был слишком хорош, чтобы его могли вот так просто бросить. Должно быть, кто-то наблюдал за птицами? Но тут Конни вспомнила, как заметила вчера непонятный проблеск возле старой соляной мельницы, и задумалась.
– Ты когда-нибудь разговариваешь с моим отцом, Дэйви, когда блуждаешь по болотам?
– Время от времени, мисс.
– А, например, вчера? Или сегодня?
Мальчик покачал головой.
– В последние несколько дней, он, так сказать, не почтил нас своим присутствием. Пенникотт идет сюда, мисс.
Конни снова подняла бинокль, и у нее перехватило дыхание. Не потому, что сержант Пенникотт уже открыл черную кованую калитку и шел по дорожке к входной двери, а потому что позади него на дорожке был еще кто-то, видный только наполовину.
Три громких удара дверного молотка эхом разнеслись по дому.
– Коп уже тут, – сказал Дэйви, хотя это и так было ясно. – Я, пожалуй, слинял бы отсюда, мисс, если вы не возражаете.
Глава 25. Коттедж «Фемида». Апулдрам
На восточном берегу ручья, чуть в стороне от группы домов, составлявших деревню Апулдрам, на отдельном участке земли у самой воды стоял небольшой коттедж.
Джеральд Уайт постучал в дверь, отступил на шаг и стал ждать.
На его взгляд, коттедж выглядел довольно мило. Приземистое здание из красного кирпича, соломенная крыша, краска, которую не мешало бы чуть-чуть подновить. Дом был не в его вкусе – ему он казался слишком уж обособленным, одиноко торчащим среди пустоты на много миль вокруг – никого и ничего, только море, – но он понимал, что кто-то может ценить уединение. Над дверью он заметил новенькую вывеску: «Коттедж “Фемида”». Странное название, но клиенты часто находят самые причудливые способы оставить на своих владениях личную печать. Уайт мысленно сделал заметку: сказать в конторе, чтобы сменили название в договоре об аренде.
Уайт перевел взгляд с коттеджа на сад. Прилив захлестывал верхушки травы. Еще один ливень или необычно сильный весенний прилив, и вся лужайка скроется под водой.
Выйдя из конторы Брука, Уайт побывал еще в одном помещении фирмы, затем недурно пообедал в «Анкор блё» в Бошаме, и после этого у него осталось еще достаточно времени, чтобы успеть в Апулдрам к трем часам. Такие дни напоминали ему о том, какое верное решение он принял десять лет назад, когда переехал из Кройдона в Чичестер.