Брак уже давно был для него обузой; он хотел избавиться от жены. Послеобеденная сцена переполнила чашу. Он принял решение. И сразу же подумал об алиби. Чтобы ехать в клуб, распорядился насчет фиакра. Но потом дал указания Моклеру, касающиеся охоты, и велел запрягать свой экипаж. Эти подробности инспектор узнал на обратном пути от Старой мельницы у кучера Каргане, который, однако, тоже бретонец, вдруг резко замолк. И вопрос, действительно ли Каргане ездил на охоту, для чего хватило бы времени, Добровски отложил. Утром капитана видели в экипаже с Моклером – для алиби вполне достаточно.

Вероятно, он ждал в тумане за Мадлен, пока Ирен не вышла из экипажа, что устраняло последние сомнения. Но прежде явилась танцовщица со своим фенрихом; Бурден отдала им двенадцатый номер. На чем немножко подзаработала – к счастью для графини, к несчастью для танцовщицы.

Вскоре делла Роза уютно расположилась с фенрихом, как и Ирен с Герхардом, пришедшие чуть позже.

– Два молодых человека во время первого своего приключения – странная случайность, однако в таком месте не столь уж удивительная, – сказал инспектор. – Пожалуй, схожий опыт у всех у нас. Чем больше оголялась делла Роза, тем больше фенриху становилось не по себе. Я отнюдь не шучу – таинство, совершаемое весталками, чудовищно, – и именно таким воздействием, хоть оно ей и не подобало, наслаждалась танцовщица.

Молодому человеку стало жутко. Распахнув дверь, он бросился в коридор и в потемках выбрал не ту дорогу, которой пришел. Очутившись на задней лестнице, освещенной газовым рожком, юноша замер на площадке, чтобы опомниться, а может, и вернуться, и тут услышал, как кто-то поднимается. Он спрятался в нише и узнал Каргане; тот, не заметив его, прошел мимо.

– Вот тогда у меня исчезли последние сомнения. Я находился на верном пути: первое подозрение появилось, когда я узнал о перемене номеров. В нашем случае речь шла не о первой попавшейся, а о вполне конкретной женщине.

Зачем капитан перед убийством заглядывал в соседний номер? Может, из осторожности, а может, он не смог бы объяснить и сам себе. В любом случае, нанося удар, граф, по его убеждению, стоял перед нужной дверью. Ему даже не пришлось ее открывать, об этом позаботилась танцовщица. Она, несомненно, ждала, что фенрих вернется. Возможно, услышала шаги и, почти раздетая, стояла в дверях. Каргане мог видеть только очертания фигуры, поскольку номер был освещен, а коридор почти темен. Женщины одного роста, но прежде всего – а Каргане хищник – одинаково пахли.

Здесь инспектор не мог не похвалить Делавиня – он отлично поработал. «Шан де шатен» в виде дистиллята из цветков каштана поступал с Дальнего Востока и крупным фирмам был неизвестен. Один торговец с улицы Бак импортировал его для немногочисленных клиентов. Делавинь проверил списки.

Свою ошибку капитан, вероятно, осознал, лишь услышав голос танцовщицы: «Отпустите меня!», но слишком поздно – он уже нанес удар. Жертвой стала Женщина – собственная или какая другая. Они стали похожи, как и мужчины, то есть Джек, матрос, и Каргане, капитан. Не случайно и то, что оба орудовали ножом. Конечно, Каргане больше пришелся бы по душе яд или несчастный случай.

Инспектор перешел на общее:

– Я не устаю удивляться уровнем интеллекта, проматываемого на преступления. Расходы несоразмерны риску. Так и здесь; Каргане имел на руках все карты: доказанная измена, развод, парочка выстрелов в воздух. Ломброзо[82] прав: преступление – скверное приданое, врожденный дефект. Кстати, не думаю, что капитан подражал лондонскому чудищу. Тот, кому дозволено все, в образцах для подражания не нуждается. Это стоило бы написать девизом на его охотничьем замке. Графиня знала, почему не ездила с ним туда.

Добровски подозвал официанта.

– Как насчет выпить еще по глоточку? Я на диво бодр, а ведь бегал почти целый день. Но такая ленточка – вовсе не плохо, хоть над ней и потешаются. Я ее нацепил и на плащ, и один полицейский, кому я оказался неизвестен, даже сопроводил меня через улицу – un monsieur décoré.[83]

Инспектор в самом деле за весь день не нашел времени скрутить сигарету – слухи о событиях на Старой мельнице опередили его в Сите: позаботилась пожарная охрана. Когда Добровски подвез Этьена до дома, его сразу же вызвали к префекту, а тот послал дальше к министру. Затем он и доктор Мандель откорректировали свидетельство о смерти. «Несчастный случай при обращении с оружием» – безупречная формулировка, она просто напрашивалась, тут все согласились. Инспектор сам признавал: такое могло стать испуганной реакцией капитана на его слова.

Да и мог ли он с абсолютной уверенностью утверждать, что убийца – Каргане? Разумеется, для такого утверждения имелись весомые основания, но доказательство потребовало бы долгого, нудного расследования. Трудно было бы расшатать уже алиби в ночь убийства; у этих бретонцев – Моклера, кучера, да и фенриха тоже – другое ощущение права, они стрелки из-за угла и стояли бы друг за друга горой вплоть до лжесвидетельства.

Конечно, имелись и недвусмысленные улики, но достаточно ли их для приговора? Как тщательно ни собирай, все равно получался карточный домик. Мэтр Деман, которого, без сомнения, нанял бы Каргане, мигом бы его опрокинул.

И к чему все? Каргане мертв. Как инспектор прослышал от Патюрона, ему готовили пышные похороны. Расследование совершенно ненужным образом оживило бы графа и, куда ни посмотри, только повредило бы. Вдове, ее любовнику, посетителям «Золотого колокола» тем самым была бы оказана медвежья услуга. Адмирал – тесть – уже принимал визиты с соболезнованиями; он надел траур. Флот в целом приспустил le drapeau.[84]

Дело закрыли, или же его следовало закрыть в той части, в какой оно касалось Каргане. В этом инспектор согласился с министром. Неудовлетворенным остался лишь инстинкт идущей по свежему следу гончей собаки в двух шагах от цели. Но что проку апортировать нежелательную добычу? Полицейские, продолжая расследование на свой страх и риск, пожнут лишь неблагодарность – примеров тому предостаточно. Дело превратилось в l’art pour l’art или задачку для частных сыщиков, да и для журналистов.[85]

Добровски провел рукой по ленточке:

– Папка закрыта; дело остается нераскрытым. Боюсь, с лондонским коллегой будет то же.

Вильфинген,