Уже к полудню Старая мельница опустела; актеры и массовка разъехались. Первыми укатили pompiers, привычные к трагическим зрелищам. Папаша Харон с телом капитана отправился в морг, его сопровождал Моклер. Доктор Мандель решил отвезти Герхарда в свой врачебный кабинет; там, мол, видно будет. Ротмистр поехал с ним, а инспектор приставил к ним еще и Делавиня: «Вы отвечаете за то, чтобы по дороге не случилось никаких глупостей!»[81]

Добровски оставалось лишь реквизировать экипаж Каргане и отвезти Этьена, которого, едва он сел, охватило непреодолимое оцепенение. Наваждение прошло, только когда экипаж остановился у дома и инспектор хорошенько его встряхнул. События на Мельнице пронеслись над Этьеном грозой и настолько смутили и обессилили, что он не задал инспектору ни одного вопроса. Добровски похлопал друга по плечу:

– Дорогой мой, вам надо отдохнуть. Мне же предстоит длинный день. Подъем на гору завершен, но в спуске тоже таится коварство – ладно, посмотрим. Жду вас в восемь в «Четырех сержантах» – обмоем добычу, как сказал бы старый охотник вроде Каргане.

Эпилог

36

Этьен встретился с Добровски в обычном месте. Инспектора он нашел в странном состоянии – полуоживленным-полурассеянным. Однако тот был в прекрасном настроении и так разговорчив, что часто терял нить. Нервно покусывал губы, зрачки необычайно расширились. Прибавилась и красная ленточка в петлице.

– Инспектор, я восхищен. По сравнению с вами Шерлок Холмс – молокосос.

– Мне повезло, – отмахнулся Добровски. – И не забудьте о помощи, какую мне оказывали. Правда, умение распоряжаться тоже искусство, и его я вправе назвать своим. Без кокаина тоже ничего бы не вышло; он все еще действует.

Они заметили прошедшего мимо Лепренса, за которым следовала дама в легком меховом манто. Инспектор проводил их взглядом.

– Гляньте, новенькая. Он нас видел, но не поздоровался. Боюсь, скоро придется им заняться.

Этьен не знал, с чего начать.

– Во-первых, мои поздравления. Как вижу, награда догнала вас. Вы воистину заслужили ее.

Инспектор опять отмахнулся:

– Все не так просто, как вы полагаете. Моя заслуга, если так ее называть, не столько в раскрытии дела, сколько в избежании ненужного шума, теперь-то уж он не поднимется.

– Значит, своего рода плата за молчание?

– Нет-нет, так нельзя понимать. Скорее признательность за то, что полиция не вышла за рамки своей компетенции. Не ей решать, закрыто дело или нет. Она подносит факты, апортирует их, как собака. Не ее задача давать злодеянию политическую или моральную оценку. Конкретно в данном преступлении точку лучше не ставить. К тому же недостает последнего кирпичика. Каргане застрелился, однако вину не признал.

Инспектор заказал выпивку и мимоходом расспросил официанта о спутнице Лепренса. Затем, попробовав и одобрив вино, сказал:

– Этьен, вы совершаете ошибку, считая меня Макиавелли, но совсем без макиавеллизма нам не справиться. Министр не требует строгого подчинения; он мыслит широко. Ему даже понравилось, как я мобилизовал пожарных. Тем самым я превысил свои полномочия, мне такое не полагалось. Но речь шла о секундах. Иначе цум Буше уже не было бы в живых.

Этьен решил, что настроение у Добровски чуть не благостное, как у человека, который многое знает и многое утаивает. И поднасел:

– Инспектор, мне все еще многое неясно. Выходит, бросив Каргане в лицо обвинение в убийстве, вы играли наудачу? И когда выяснилось именно то, чего вы ожидали, вам просто повезло?

Инспектор покачал головой:

– В виновности капитана я был и, между нами, остаюсь уверен; поразила меня только стремительность реакции на мое обвинение. Каргане сразу же понял, что в конце концов я прижму его к стенке, и сократил процедуру, чем сделал нам большое одолжение. Увидев, что он тянется к пистолету, я испугался, как бы он все-таки не убил цум Буше – однако граф был слишком умен. Смерть юноши вписалась бы в роль рогатого мужа, но ее уже отыграли. Вообще, приписывая капитану ревность, мы его недооцениваем. К юноше он относился с безразличием, возможно, даже с симпатией. Мне в самом деле повезло, – повторил Добровски. – Не стану строить из себя ясновидящего, но я действительно предсказывал: человек с носовым платком объявится. И он в точности соответствует моей догадке: фенрих на флоте, семнадцать лет, в Париже на неделю в увольнении. Его корабль стоит в Тулоне. Очаровательный паренек, как раз во вкусе танцовщицы. В полночь явился в контору, чтобы засвидетельствовать свою невиновность, в которой я и не сомневался.

А теперь вы удивитесь: незадолго до убийства он видел Каргане на задней лестнице, это я вытащил из него попутно. Он готов был поклясться – ведь на флоте капитан известен всем и каждому. Повторю: узнав о путанице с номерами, я уже вышел на его след. Впрочем, какая путаница – у обеих женщин очень похожий вкус и настроения, а также критерии при выборе любовников. Да и ситуация та же, не только время и место, – ничего удивительного, что перепутал и капитан.

Однако по порядку; хочу развернуть перед вами картину. Еще не без пробелов, но есть и заполняющие их предположения.

И Добровски, по обыкновению, двинулся от общего к частностям. Прежде всего: что следует учитывать, когда убивают женщину? Убийство может произойти по причинам, не связанным с полом. Женщина объективно стоит на пути, или ее нужно ограбить. Если пол все же играет роль, то можно сделать вывод о ревности, мести, неверности или о необъяснимом женоненавистничестве. В первом случае жертвой станет конкретный человек, во втором – кто угодно.

С такой точки зрения убийство в «Золотом колоколе» могло положить начало серии преступлений. Тогда танцовщица оказалась бы жертвой роковой случайности. Что, как показывает лондонское дело, затрудняет расследование; оно ветвится в неопределенности. Если же танцовщицу зарезали не случайно, то убийцу нужно искать среди ее знакомых. Их в ежедневнике было множество; это подразумевало бы много работы и неприятностей, но отнюдь не успех.

Картина изменилась, когда инспектор узнал о перемене номеров. А что, если целью являлась графиня? Тогда сразу же возникало имя графа.

Добровски еще раз перечислил события начиная с позавчерашнего дня: встреча Герхарда с Ирен, пока неясная роль, сыгранная тут Дюкассом, ожесточенная ссора между супругами Каргане, букет Герхарда, записка графини – неважно, с благодарностью или даже с приглашением.

Каргане, будучи в негодовании, видел посыльного; возможно, выудил у него записку и прочел ее. Как бы то ни было, он знал, чтó произойдет вечером, знал время и место. Он не впервые