когда вместо зрачков видят изогнутую змейку, пронзенную тонкой чертой.
— Так лучше.
Кроу торжествовал. Потом одернул себя: стареешь, Арчи, стареешь. Поставить на место зарвавшегося подчиненного, пусть и гения в своей области, — уже победа. А бывало, отправишь на улицу пару сотен служащих, объегоришь партнера на миллион-другой — и ничего, сердце даже не ёкнет.
— Что придумали? — сухо спросил он.
— Кое-что.
— А подробнее?
Ури закинул ногу на ногу. В кабинете директора он чувствовал себя вполне свободно. Заносчивость и вольнодумство ничем ему не грозили. В настоящий момент банк заинтересован в нем куда больше, чем он в нем. И это не хвастовство, это факт! Он тут всего восемь месяцев, а дела банка явственно пошли в гору. И Кроу понимает, кому этим обязан.
— Выкладки показывают, что за крупных и отчасти средних вкладчиков мы можем не волноваться. Реализуемая программа дает свои плоды. Пора переключиться на вкладчиков мелких.
— Целевая кампания? — высказал догадку Кроу. — Адресная реклама?
Ури взглянул на босса с плохо скрытым презрением. Шаблоны, стереотипы, косность — вот чем чревата старость.
— Рекламная кампания не даст нужного результата, потому что нам придется бороться не столько за вкладчиков, сколько с конкурентами. Чтобы показать себя в выгодном свете, придется увеличивать ставки, вводить льготы, так что неизвестно, окажутся ли усилия оправданными.
— Что предлагаете? — Кроу провел ладонью по седеющим волосам, которые не считал нужным подкрашивать. В конце концов, благородная седина тоже чего-то стоит. Внушает уважение. Жаль, не всем.
— Предлагаю провести акцию, которая привлечет внимание газет и телевидения, заставит говорить о нас. Причем без каких-либо денежных вливаний.
— Конкретнее! — в голосе директор банка зазвучал металл.
— Мы выбираем одного из наших сотрудников и даем ему шанс опустошить наш главный сейф.
— Что?!
— Именно так. Сколько вынесет — все его. Сами понимаете, вряд ли найдется газета или телеканал, которые проигнорируют такое сумасшествие.
— И все-таки…
— Конечно, мы подстрахуемся. Как же без этого?
— Я хочу знать все детали, — сказал Арчибальд Кроу.
2.
— Пачки с купюрами будут состоять из 1-, 5-, 10-и 20-долларовых банкнот. Сумку оставите у входа в банк. На все про все четыре минуты. Так что придется поторопиться. Это в ваших интересах.
— Я должна подумать, — сказала Дороти Келли.
— Дорогуша, — медленно проговорил заведующий отделом маркетинга. — Собственно говоря, у вас нет выбора. Кажется, к вам были претензии со стороны сектора внутреннего финансового надзора?
Выбора действительно не было.
— Я согласна.
— Замечательно, — воскликнул Дастлингер. — На подготовку отводим вам четыре недели. Разумеется, от своих текущих рабочих обязанностей вы будете освобождены. Можете тренироваться… Только не думайте, что мы такие щедрые. Открою карты: примерно столько нам потребуется, чтобы как следует разогреть прессу и телевидение. Да и вообще, пусть все будет по-честному.
«Да уж, по-честному», — подумала Дороти, но ничего не сказала.
— Хочу предупредить, — продолжал заведующий отделом маркетинга. — Будьте сдержанны при общении с журналистами, которые наверняка станут приставать с расспросами. Иначе, сами понимаете, вы не гарантированы от неприятностей. Будет обидно, если вы потеряете больше, чем приобретете. Все, вы свободны.
Дороти тяжело поднялась и направилась к дверям. Она переваливалась с ноги на ногу, что при ее ста «с хвостиком» килограммах было вполне естественно.
Ури Дастлингер смотрел ей вслед с чувством глубокого удовлетворения. Что ни говори, а ума ему не занимать!
3.
В кои веки сослуживцы обратили на нее внимание. Случись это при других обстоятельствах, Дороти Келли была бы на седьмом небе от счастья. Но сейчас взгляды коллег стегали, будто возница кнутом.
— Поздравляю, — пропела подтянутая красавица из соседнего отдела, прежде не удостаивавшая Дороти и словом. — Ты можешь озолотиться, милочка. Если, конечно, килограммы позволят. — Красавица отошла к одобрительно хихикающим подружкам.
Дороти вздернула подбородки, их у нее было три, сунула руки в карманы балахона, заменявшего платье, и отправилась в кафе через улицу, благо подошло время обеденного перерыва. Там она села за столик у окна и с расстроенных чувств заказала большую чашку кофе, абрикосовый самбук, пирожное со взбитыми сливками и три эклера. Когда она нервничала, аппетит, на который она и так не жаловалась, разыгрывался вдвойне.
Покончив с пирожными, она немного приободрилась. Утоление голода всегда приводило ее в доброе расположение духа. Однако продолжалось это недолго. Отступившие было мрачные мысли вернулись и навалились пуще прежнего. Все происшедшее и все предстоящее ей очень и очень не нравились. Особенно напоминание Дастлингера о конфликте с сектором финансового надзора. Ее подставили! Шеф отдела свалил на нее собственную вину, но никто не захотел ее выслушать. Да она и не особенно настаивала, понимая, что, одержи она верх сейчас, позже ее запросто выживут с работы. Наверное, стоило все же пойти ва-банк, потому что теперь она уязвима, на нее запросто спишут все прежние просчеты, так что и до суда может дойти. Получается, у нее и впрямь нет выбора.
Дороти подняла руку, вяло помахала ею, подзывая официантку, и заказала еще два пирожных и стакан колы.
Она живо представила, как все будет происходить. Фотоаппараты, камеры… И она, со слоновьим изяществом бегущая по коридорам банка. Бегущая! Будь на ее месте грациозная прелестница с ногами «от шеи», публика надрывалась бы в крике, улюлюкала, поддерживала, но в забеге, увы, будет участвовать неповоротливая толстуха, за которую и болеть-то неловко. Вместо криков — унизительные шуточки, вместо улыбок — оскорбительные ухмылки.
Дороти Келли подперла щеку ладонью. Рука утонула в щеке.
Воображение нарисовало следующую картину. Довольные Арчибальд Кроу и Ури Дастлингер в окружении журналистов, а сбоку, на ступеньках, она, Дороти, с красным от напряжения лицом. Полный провал! Ни одной купюры! Не успела… Не уложилась в четыре минуты.
Шоу! Шоу должно продолжаться. Даже если его участники подвергаются унижению и осмеянию. Как подло! И как противно. И ничего нельзя поделать.
Дороти почувствовала, как слеза поползла по щеке. За ней еще одна. Надо позвонить брату, сестре и маме. В них — опора. На них — надежда.
4.
— Что новенького? — поинтересовался Арчибальд Кроу.
— Занимается, — с усмешкой ответил Ури Дастлингер. — Ходит в тренажерный зал, в бассейн. Ее тренирует брат, такой же толстый, у них, видимо, это семейное. Каждый день пробежки. Зрелище уморительное. Мне показывали пленку.
— За ней приглядывают?
— Естественно.
— Что журналисты?
— Готовятся к забегу, а пока пытают вопросами. Келли держится хорошо. Ни одного опрометчивого слова. Всячески демонстрирует решимость.
— Сколько она сумеет сделать заходов от сумки к хранилищу и обратно?
— Один. В лучшем случае. С ее-то расторопностью!
— Неожиданностей не предвидится? — Арчибальд Кроу поправил «бабочку» и поддернул рукава старомодного пиджака.
«Пора тебе на покой, старикан!» — подумал Ури Дастлингер. По