Реджис оказалась податливым материалом. Стеснительная, молчаливая, она с улыбкой соглашалась на любое его предложение, смеялась до слез даже самым глупым его шуткам, неловко пожимала плечами, когда он просил ее рассказать что-нибудь, и вообще старательно избегала создавать Брайану трудности в налаживании интимных отношений. Брайан с трудом удержался от искушения затащить ее в постель в первый же вечер, но замедлить развитие событий, при всем желании, не сумел, да и не особо стремился. К исходу второй недели знакомства он сделал Реджис предложение, чем ознаменовалось завершение первой части его плана.

Но Реджис, как выяснилось, была девушкой благоразумной. Она, конечно же, призналась Брайану в любви, но сказала, что пока не выяснятся все детали относительно ее прошлого, они не могут пожениться. А вдруг окажется, что она уже была замужем? Тогда Брайан сказал: «Так давай все выясним. Я помогу тебе обрести память, а потом мы поженимся». И Реджис согласилась, таким образом, была приведена в действие вторая часть плана.

Поиски памяти начались с допроса Найджела, водителя почтового фургончика, курсировавшего между Стедвиллом и соседним городком. «Вообще-то, ее нашел Тим», признался Найджел. «Тим Далтон, тот парень, что рыбачит на Рейз-ривер, сын фермера Далтона. Я остановился на шоссе в лесу, чтобы, значит, отойти в кусты, а тут он вылезает на дорогу и меня зовет. Ну, я подхожу, а он и говорит, мол, нашел девушку на берегу реки, вроде утопленница, а вроде живая, не поймешь. Ну, я и говорю, давай посмотрим. Идем к реке, она лежит на песке и дышит, но тихо-тихо. Я и говорю, мол, отвезу-ка я ее в город, в больницу. А Тим так рукой махнул, мол, делай что хочешь, и ушел. Странный парень. Да, кстати, из одежды у нее было только какое-то индейское одеяло, в которое она была завернута, и нижняя рубашка, вроде льняная».

После этого Брайан отвез Реджис в излучину реки. Там, на широкой отмели, образовавшейся в месте, где река делала поворот, ловили рыбу медведи и Тим Далтон, как правило, порознь, хотя врагами они друг друга не считали. Далтон бродил с удочкой по каменистым местам, шагая по воде высокими рыбацкими сапогами, весь нескладный, длинноногий, как аист, хмурый и заросший щетиной. Когда появились молодые люди, он немного помедлил и пошел им навстречу, и даже первый начал разговор, что случалось с ним нечасто.

«Вон там я ее нашел, — сказал он Брайану, отведя того в сторону. — После половодья нанесло всякого мусора в излучину, топляки там всякие, водоросли. Она лежала в торосе из песка и тины возле большого дерева. Почти совсем ее занесло, я только увидел кусок шкуры, ну, в которую она была завернута, начал вытаскивать, смотрю, человек. Откопал ее, оттащил от воды, от водорослей очистил, присмотрелся — вроде живая. Тогда я побежал на трассу машину ловить. А шкуру ту я сохранил, могу показать».

— И тут он притащил здоровенное такое меховое одеяло, сшитое наподобие спального мешка. На нем какие-то индейские символы нарисованы, и запах от него идет, как от носок дядюшки Гарри, когда он разуется и ноги на печку засунет, — рассказывал Брайан своим приятелям, сидя в баре за вечерней кружкой пива.

— Ну, и дальше что? — спросил доктор.

— А дальше самое интересное. Реджис взяла в руки этот мешок, принюхалась и как забьется, закричит! Мы с Тимом ее усадили и давай успокаивать, водой в лицо побрызгали, она понемногу пришла в себя и объясняет, дескать, вспомнила, что с ней было.

— Ну? Давай, нс тяни! — занервничал Дэн Тойс.

Брайан глотнул пива.

— Несет какую-то чушь. Дескать, лежала она в этом мешке где-то в темноте очень долго, а потом упала навстречу свету. Как оказалась в воде, не помнит. Где лежала, тоже не помнит, но утверждает, что под землей. Почему она при этом «упала навстречу свету», не объясняет. В общем, док, я начинаю подумывать, что она маленько чокнутая.

— Хм, лежала под землей, говоришь? — задумчиво протянул Вутек. — Мысль, однако, интересная.

И он замолчал.

— Не знаю, что ты там мозгуешь, — сказал Брайан, — а по-моему, все это полная чушь. Но я попробую еще что-нибудь насчет индейцев разузнать, все-таки письмена индейские на одеяле были. Она, кстати, про индейцев ничего не помнит.

— Ты знаешь кого спроси? — оживился Дэн. — Старика Мехса, он в лесу живет, охотник. Вот уж кто все знает про наши леса и про то, кто в них водится, так это он. Наверняка и про индейцев он знает, хотя откуда у нас индейцам-то взяться, не понимаю. Их никто и не видел уж сколько лет.

— Если их никто не видел, это не значит, что их нет. Рентгеновское излучение тоже никто не видит, — мрачно сказал Вутек.

— Ну, за излучение, — поднял кружку Брайан. — И за Рентгена.

На берегу реки они сидели довольно долго — пока плечи Реджис под накинутой на них кожаной курткой Брайана не перестали дрожать. Она глубоко вздохнула и расслабленно тряхнула головой.

— Кажется, отпустило. Но это было так явно, так отчетливо…

— Что, что ты увидела? — спросил Брайан, обняв ее за плечи.

— Я видела… нет, я ничего не видела, кроме темноты. Я чувствовала. Чувствовала себя похороненной в этой земле. Я… была мертва, я лежала в могиле, Брайан!

— Ну успокойся, господи, Реджис, возьми себя в руки! — Он принялся гладить ее по голове. Она тихонько посапывала, расслабившись в его объятиях.

«Черт бы побрал этого старика!» — зло подумал Брайан.

Старый охотник Мехе встретил их недружелюбно. В его хижину редко заходили люди, тем более такие, как Брайан и Реджис. Но, увидев индейское одеяло, Мехе выказал интерес, а сто долларовая купюра вкупе с бутылкой первоклассного виски размягчили его, и он начал рассказывать. Хотя, на первый взгляд, он говорил вещи совершенно бесполезные.

К примеру, он рассказал, что уже много лет в местных лесах никто не живет, но что есть одно индейское племя, так сказать, дикие индейцы, которые игнорируют территории расселения и переходят с места на место. Так вот, это племя, или, скорее, часть его — группа охотников, — проходила по стед-вилльским местам около десяти лет назад. Самих индейцев Мехе не видел, но нашел в лесу места их стоянок. Индейцы шли налегке, пересекая лесной массив в направлении на восход солнца,