– Что у тебя в руках? – настойчиво продолжил Кейли. – Покажи.

Таксидермист раскрыл руки. На ладони лежал комочек перьев. Лапки торчали вверх, сведенные коготки сжались. Головка безжизненно висела. Это был стрелок, самая крошечная и дружелюбная из новозеландских птиц.

– Да их полно, – сказал Дэвид Уингфилд. – Я хотел закончить ею группу. Незачем так на меня таращиться.

– Я заявлю на тебя в полицию!

– Храбрости не хватит.

– Ты так думаешь? Клянусь, ты ошибаешься. Я тебя уничтожу!

– Да пошел ты! – Уингфилд поднялся на ноги. Настоящий гигант.

Мгновение казалось, будто Кейли вот-вот бросится на чучельника.

– Прекращай, – сказал Уингфилд. – Я тебя одной левой уделаю.

Вынув из кармана коробочку, он положил туда мертвого стрелка и закрыл крышку.

– Будь здоров, не кашляй, – бросил он, подхватил дробовик и неторопливо зашагал прочь.

В полдень обитатели палаток съели обед, приготовленный на костре Сьюзен Бриджмен. Они закончили дамбу, выложенную из огромных кусков дерна, укрепленных булыжниками. Ручей уже переполнился выше места впадения в Вайнуи. Было решено поднять оба берега, потому что если снег в отдаленных горных районах растает или с западного побережья придут проливные дожди, реки и ручьи разольются и затопят низины вокруг холмов.

– Разве он не придет за провизией? – спросил у матери Клайв Грей. Он никогда не называл отчима по имени без крайней необходимости.

– Думаю, нет, – отозвалась Сьюзен. – Он взял достаточно, чтобы продержаться неделю.

– Я его видел, – подал голос Уингфилд.

– Где? – заинтересовался Соломон Госс.

– В кустах у Лысого холма.

– Там много птиц туи. Что, он расставлял свои ловушки?

– Я не спрашивал, – бросил Уингфилд с коротким смешком.

Госс с любопытством поглядел на него и негромко спросил:

– Но с виду было п-похоже?

– Очень похоже. – Уингфилд кивнул и взглянул на Сьюзен. – По-моему, он к нам сегодня не выйдет. И вечером его тоже можно не ждать.

– Ну и отлично, – громко сказал пасынок Кейли Бриджмена.

– Не говори в таком тоне, Клайв, – машинально одернула его мать.

– Почему? – запальчиво поинтересовался юноша.

Соломон Госс произнес с неодобрительной гримасой:

– С-сегодня самый жаркий день за все время. Вот и пригодится наш бассейн!

– Я бы не ставил на то, что жара задержится, – возразил Уингфилд.

Соломон проткнул вилкой сосиску и задумчиво ее оглядел.

– А я н-надеюсь, что задержится, – сказал он.

Зной не ослабевал до конца дня. Даже в одиннадцать вечера, когда Сьюзен Бриджмен со своим любовником покинули тайное любовное гнездышко среди кустов и неслышно вернулись в спящий лагерь, было на редкость тепло. На прощанье она сказала:

– Он не даст мне развод. Даже если мы объявим с горы, он и бровью не поведет.

– Это уже не важно.

Маленькая сова руру настойчиво голосила из кроны высокого раскидистого бука:

– Мор-порк! Мор-порк!

Ближе к полуночи по кустам пронесся глубокий вздох. Обитатели палаток проснулись в своих спальных мешках от холодного дуновения. Вскоре перестук капель по брезенту превратился в настоящий потоп. Дэвид Уингфилд натянул резиновые сапоги и непромокаемый плащ, взял фонарик и обошел палатки, поправляя оттяжки и проверяя, не забились ли дренажные канавы: он был сознательный турист. Когда свет его фонарика прошелся по палатке Сьюзен, оттуда послышался ее голос:

– Это ты? Все в порядке?

– В полном, – отозвался Уингфилд. – Спи.

Соломон Госс высунул голову из-под отстегнутого клапана.

– Ну, теперь зарядит чертов дождь! – с тоской крикнул он и снова спрятался.

Клайв Грей проснулся последним. Ему часто снился повторявшийся кошмар о матери и отчиме. Сегодня сон был подробнее обычного… Клайв дернулся и проснулся. Во рту пересохло, а по коже, как он это называл, бегали мурашки. С полминуты он слушал журчанье воды, думая, что это продолжается сон, но затем узнал шум вздувшейся реки, настолько громкий, что Клайв не решился выглянуть из палатки.

К рассвету ливень прекратился. Вода капала с деревьев, тучи уходили на юг. Начался утренний птичий концерт. В начале десятого робко выглянуло солнце. Первым поднялся Дэвид Уингфилд. Расхаживая по лагерю в скрипучих резиновых сапогах, он развел костер. Вскоре к запаху древесного дымка прибавился аромат жареного бекона.

После завтрака все пошли взглянуть на дамбу. Рукотворный бассейн наполнился водой до самой кромки, но плотина держалась. Течением к ней прибило молодое дерево, вырванное с корнями. Дерево переворачивалось в потоке и словно жестикулировало. Ниже впадения ручья Вайнуи, напитавшаяся водой, грохотала в своем ущелье. Туристам приходилось кричать.

– Хорошо, – проорал Клайв, – что нам никуда не надо спешить! Сейчас бы не смогли. Мы отрезаны. Да? – крикнул он Уингфилду, указывая на воду.

Уингфилд безнадежно махнул рукой.

– Нереально.

– А это надолго? – спросила Сьюзен, вглядываясь в лицо Уингфилда. Тот пожал плечами и поднял сперва три, а потом пять пальцев. По губам Сьюзен можно было прочитать: «Боже мой!»

Соломон Госс потрепал ее по руке.

– Ничего, – прокричал он. – У нас м-много еды!

Сьюзен глядела на плотину, в которой застряло деревце. Ветки содрогались. Дерево перекатывалось и качалось в воде, выбрасывая в воздух руку, увлекая ее в воду и снова поднимая.

Это была человеческая рука с растопыренными пальцами. Окоченевшая, сведенная, она моталась из стороны в сторону, указывая на все и ни на что.

Сьюзен Бриджмен замерла, широко распахнув глаза. И через секунду пронзительно закричала.

– Кейли! – захлебывалась она. – Это Кейли!

Уингфилд обнял ее за плечи и переглянулся с Соломоном над головой Сьюзен.

Было слышно, как Клайв повторял:

– Это ведь точно он? Рубашка же его? Он утонул, да?

Словно в подтверждение лицо Кейли Бриджмена, покрытое пеной, поднялось из воды, скрылось и показалось вновь.

Сьюзен повернулась к Соломону Госсу, будто спрашивая, наяву ли это происходит. Ноги у нее подогнулись, и она осела на траву. Госс бросился на колени и приподнял ее голову и плечи.

Клайв попытался заменить Соломона Госса, но его удержал Дэвид Уингфилд, надавив своим авторитетом человека недюжинной физической силы.

– Лучше не лезь, – можно было расслышать сквозь грохот воды. – Я ее отнесу.

Он поднял Сьюзен на руки и унес в палатку.

Юный Клайв нерешительно двинулся за ними, однако Соломон Госс взял его за локоть и повел прочь от реки, на поляну среди кустов, где можно было разговаривать, не напрягая связки. Оказалось, им нечего сказать. Клайв, мертвенно-бледный, дрожал, как мокрый пес.

Наконец Соломон проговорил:

– П-просто не верится. Этого не может быть.

– Мне надо к ней, к маме. Мой долг быть рядом с ней.

– Дэвид с-справится.

– Но это мой долг, – повторил Клайв, не двигаясь, впрочем, с места. Потом сказал: – Это нельзя оставлять в воде.

– Дэвид с-справится, – повторил Соломон Госс. Это