Вначале эта непонятная и грозная сила угрожала только бунтарям, которые, приняв веру мормонов, впоследствии высказывали намерение от нее отречься или пересмотреть ее доктрины. Вскоре, однако, круг преследуемых расширился. Общине не хватало взрослых женщин, а без достаточного их количества доктрина полигамии лишается практического смысла. По штату поползли странные слухи об убитых иммигрантах, о расстрелянных стоянках в тех местах, где никогда не видели индейцев. В гаремах старейшин появлялись новые женщины, из глаз которых текли слезы, а с лиц не сходил смертельный ужас. Странники, застигнутые в горах темнотой, замечали какие-то шайки, участники которых, вооруженные и замаскированные, передвигались скрытно и бесшумно. Рассказы и слухи обретали плоть и форму, подкреплялись все новыми сведениями и наконец вылились в конкретное имя. На ранчо, затерянных в западной глуши, слова «Колено Даново» и «Ангелы мщения» звучат зловеще даже и в наши дни.

Узнав подробней о сообществе, известном своими страшными деяниями, все стали бояться его еще больше. Состав этого свирепого братства не знал никто. Имена тех, кто под покровом религии лил кровь и творил беззакония, держались в строжайшей тайне. Тот самый друг, которому ты высказал свои сомнения относительно Пророка и его миссии, мог оказаться в числе тех, кто явится ночью с огнем и мечом, дабы свершить жуткое воздаяние. Ни один человек поэтому не доверял соседу и не высказывал вслух своих самых сокровенных мыслей.

Однажды утром Джон Феррьер собрался было на пшеничное поле, но тут послышался щелчок задвижки и на тропинке, ведущей к дому, показался плотный рыжеватый мужчина средних лет. Сердце Феррьера упало: он узнал не кого иного, как самого Бригама Янга. Весь дрожа – ибо этот визит не сулил ничего доброго, – Феррьер побежал к двери, чтобы приветствовать главу мормонов. Тот, однако, ответил холодно и с суровым выражением лица проследовал за хозяином в гостиную.

– Брат Феррьер, – начал он, опускаясь на стул и сверля фермера пристальным взглядом из-под белесых ресниц, – правоверные были тебе добрыми друзьями. Мы подобрали тебя в пустыне, где ты умирал с голоду, поделились пищей, помогли добраться в Долину Избранных, выделили немалый участок земли, позволили богатеть под своим покровительством. Разве не так?

– Так, – отозвался Джон Феррьер.

– Все это мы связали с единственным условием: чтобы ты принял истинную веру и полностью подчинился нашим обычаям. Ты дал такое обещание, но, если верить всеобщей молве, нарушил его.

– То есть как нарушил? – Феррьер протестующе вскинул руки. – Разве я не пополнял общую казну? Не посещал храм? Не…

– Где твои жены? – Янг огляделся. – Позови их, чтобы я с ними поздоровался.

– Это верно, я не женат. Но женщин мало, и у других собратьев больше прав. Я не одинок: обо мне заботится дочь.

– Как раз о твоей дочери я и собираюсь поговорить, – сказал глава мормонов. – Она выросла и стала цветком Юты; многие из виднейших братьев кидают на нее благосклонные взоры.

Джон Феррьер едва сдержал стон.

– Ходят слухи, которым не хотелось бы верить, – будто она обручена с каким-то иноверцем. Должно быть, досужие сплетни. Что гласит тринадцатая заповедь из кодекса святого Джозефа Смита? «Каждой деве из числа правоверных надлежит вступить в брак с одним из избранных; выйдя замуж за иноверца, она совершит тяжкий грех». А значит, ты, исповедующий святую веру, не можешь допустить, чтобы твоя дочь нарушила заповедь.

Джон Феррьер молчал, нервно поигрывая хлыстом.

– Именно это послужит испытанием твоей веры – решил Священный Совет четырех. Девушка молода, и мы не намерены отдать ее седовласому старику или полностью лишить выбора. У нас, старейшин, телиц в достатке[11], но надобно подумать о наших детях. У Стэнджерсона есть сын, у Дреббера – тоже, и любой из них был бы рад ввести твою дочь в свой дом. Пусть выберет между ними. Они молоды, богаты, придерживаются истинной веры. Что ты на это скажешь?

Феррьер молча хмурился.

– Дайте нам время, – сказал он наконец. – Дочь совсем еще ребенок, ей рано думать о браке.

– Ей дается месяц, чтобы выбрать. – Янг поднялся со стула. – Когда пройдет этот срок, пусть даст ответ.

В дверях он обернулся. Лицо его пылало, глаза метали молнии.

– Надеюсь, Джон Феррьер, тебе не придет в голову противопоставить свою ничтожную волю велениям Святой Четверки? – прогремел он. – Тогда уж лучше бы оба ваших скелета белели сейчас на склоне Сьерра-Бланко!

Угрожающе взмахнув рукой, он шагнул за порог, и Джон Феррьер услышал, как скрипит на дорожке галька под его тяжелыми шагами.

Он все еще сидел, уперев локти в колени, и раздумывал, как сказать дочери о происшедшем, когда его ладонь накрыла нежная рука. Подняв глаза, Феррьер увидел стоявшую рядом Люси. По ее бледному, испуганному лицу он сразу догадался, что она слышала весь разговор.

– Я не виновата, – пояснила она в ответ на взгляд отца. – Он громыхал на весь дом. Что нам делать, отец, что делать?

– Не бойся! – Он притянул дочь к себе и ласково погладил своей широкой, неуклюжей ладонью ее каштановые волосы. – Что-нибудь придумаем. Ты ведь не охладела к этому парнишке?

В ответ она только всхлипнула и сжала его руку.

– Нет, конечно же нет. Меня бы огорчило, будь это иначе. Он порядочный парень и настоящий христианин, не в пример здешним со всеми их проповедями и молитвами. Завтра в Неваду выезжает отряд, и я смогу отправить ему записку про то, в какую мы попали западню. Если я не ошибаюсь насчет этого молодого человека, он прилетит назад с такой прытью, что куда там электрическому телеграфу.

Люси улыбнулась сквозь слезы:

– Когда он приедет, он нас научит, что делать. Но, отец, я не за себя боюсь, а за тебя. Ведь рассказывают… рассказывают страшные вещи о тех, кто дерзнул ослушаться Пророка; с такими всегда случается что-то ужасное.

– Но пока что мы его не ослушались. А потом уж подумаем, как себя уберечь. У нас в распоряжении целый месяц; за этот срок мы наверняка сумеем унести ноги из Юты.

– Уехать из Юты!

– Похоже на то.

– А как же ферма?

– Соберем какие сможем наличные, а ферма – да и бог с ней. По правде, Люси, я уже давно