Я запер «Жигули» и поплелся за Рябцевым и громилой, появившимся из недр джипа. Они, не оглядываясь на меня, вошли в ближайший подъезд и поднялись по лестнице на четвертый этаж, хотя в доме был лифт.

В квартиру мы вошли в той же последовательности. Там мне было велено снять кепку, пуховик и сапоги, а затем последовать за Виктором Эдуардовичем.

Комната выглядела так, как и следует выглядеть бандитскому притону: стенка европейского производства, стол с кривыми ножками, покрытый не очень чистой скатертью и окруженный такими же гнутыми стульями. У стены стоял видавший виды мягкий диван, под ним — множество пустых бутылок. На стене, на роскошном, не иначе, ручной работы, ковре висели два перекрещенных турецких ятагана, отделанных желтым металлом и водянистыми камешками.

За столом сидели два типа, габаритами ничуть не уступавшие Гоше. Оба пили и закусывали. Едва завидев входящего Боцмана, они быстро вскочили, спешно пытаясь проглотить недожеванное.

По знаку Рябцева громилы скрылись в кухне. В комнате остались я, Боцман и тот, кого звали Гошей. Гоша тут же развалился на диване, Боцман уселся на стул; я же, не зная, куда приткнуться, переминался с ноги на ногу посреди помещения.

— Ну, чего танцуешь? — криво усмехнулся Рябцев.

Он расстегнул пиджак и верхнюю пуговицу рубашки. Под пиджаком мелькнула наплечная кобура. Я вытянулся, как по стойке «смирно».

— Объясни-ка мне ситуацию, Слава, — заговорил Боцман. — Когда мне в первый раз сказали, что моя дочь путается с «челноком», я, признаться, не поверил. Но потом об этом заговорили все, кроме родной дочери, и я решил проверить, правда ли это. Проверил. И как ты представляешь мое состояние, когда я увидел Наталью в твоей дурацкой консервной банке?.. Отвечай, чего тебе надо от моей дочери? Только кратко и внятно. И, разумеется, честно… Ну?

— Я… Я люблю вашу дочь, — неожиданно для самого себя выпалил я.

Боцман поднял бровь.

— Вот как?.. Слушай, ты, наверное, каждую ночь кого-то любишь… Ты это хочешь мне сказать?

— Н-нет… Я хотел просить Наташу выйти за меня замуж.

С дивана донеслось конское ржание. Рябцев посмотрел туда, легонько шевельнул бровями, и ржание тут же стихло.

— Ты — дебил, — авторитетно заявил Боцман. — Неужели ты думаешь, что я не смогу найти для моей дочери лучшего варианта?

— По-моему, Наташа не очень-то жалует жлобов из вашего окружения. — Сказав это, я сразу же захотел откусить себе язык — Гоша, хоть и выглядел жлобом, наверняка не был глухим.

— Жлобов, говоришь?.. Славик, да ты же сам и есть жлоб. Знаю я молодцов вроде тебя. Ты ведь ни на что больше не способен, кроме как гнуть шею за сотню баксов. Ну, машину водишь сносно, тут ты меня удивил… Но скажи, чем ты еще интересуешься, кроме водки, девочек и видака?

Я промолчал, пытаясь сообразить, чем я еще занимаюсь. Почему-то вспомнилось, как я в детстве собирал марки.

— Уверен, — продолжал Боцман, — ты не умеешь толком работать ни руками, ни головой… Что ты будешь делать в этой жизни, когда надорвешься, таская мешки с турецким говном?.. Книги читаешь? Хотя бы детективы?.. Нет, конечно… Да ты на себя посмотри — на кого ты похож? Ты и выглядишь как самый настоящий жлоб, и одеваешься точно так же. Меховая кепка, кожаный пуховик, спортивный костюм… Я еще могу понять, когда мои сявки в таких прикидах ходят, вышибая деньги из таких, как ты… А ведь ни за кого из них, уж будь уверен, я дочь свою не отдам, хоть эти пацаны и умеют за себя постоять… Драться умеешь? — вдруг спросил Боцман.

— Конечно. Может, я и не так уж много книг прочитал, но знаю точно: Наташу в обиду не дам. Никому.

— Никому, говоришь?.. — Рябцев вынул платок, снял очки и принялся аккуратно их протирать. Водрузив окуляры обратно на нос, он неожиданно ударил кулаком по столу.

— Ты спал с ней?

— Нет, — вздрогнул я.

— Врешь! Наверняка думал: перепихнешься, а потом будешь перед корефанами хвастаться: трахнул, мол, дочку самого Боцмана… Что, не так?! Хочешь, я тебе сейчас яйца отрежу?.. Гоша, дай-ка сабельку!

У меня задрожали коленки. Не знаю, как в тот момент я устоял на ногах.

Гоша снял с ковра ятаган и протянул его Боцману. Тот, не вставая, взял оружие и достал его из ножен.

Эта штука стоила, должно быть, целое состояние, если я хоть что-то понимаю в золоте и камнях. Но сейчас я не обращал внимания ни на ножны, ни на эфес, видя только лезвие, ярко сверкавшее при свете люстры.

От этого зрелища меня оторвали слова Боцмана:

— Ну-ка, подойди.

Я на негнущихся ногах приблизился к нему. Боцман повертел ятаган в руке и вдруг резким движением приставил его к моей ширинке. Мне показалось, что я сквозь одежду почувствовал леденящий холод его лезвия.

Боцман не спеша поднял ятаган на уровень моей груди.

— Возьмись-ка, — сказал он.

Я медленно обхватил ладонью кривое, расширяющееся к концу, лезвие ятагана.

— Заберешь у меня сабельку, так и быть, останешься с яйцами, — сказал Боцман и медленно потянул оружие на себя.

Я закусил губу.

— Крепче, крепче держи, — повысил голос Боцман.

Я сжал лезвие, и оно из холодного мгновенно стало горячим. Боцман за рукоять тянул его к себе, и острая, как бритва, сталь оружия все глубже вонзалась в мою ладонь. Кровь тонкой струйкой потекла по лезвию и закапала на пол. У меня закружилась голова и я слегка пошатнулся на непослушных ногах, но лезвия я не выпустил и даже непроизвольно потянул его на себя. Боли я почти не чувствовал, ее затмевал ужас, сковавший все мое тело.

Вдруг Боцман разжал ладонь. От неожиданности я чуть не упал. С трудом удержал равновесие, распрямил окровавленные пальцы, и оружие со звоном упало на пол. Я достал из левого кармана брюк носовой платок и обвязал вокруг порезанной правой руки.

— Вы тоже испачкались, — пробормотал я. Надо ведь было что-нибудь сказать.

Боцман внимательно осмотрел кисть своей правой руки и хмыкнул. Затем тоже достал платок и тщательно вытер кровь с запястья.

— А ты думал, я твою руку пожалел? — ухмыльнулся он. — Скажи спасибо, что не ношу дешевых шмоток… Ладно, садись-ка…

Я сел на стул возле стола. И вовремя. Еще немного, и у меня отнялись бы ноги.

— На, выпей. — Виктор Эдуардович щедро плеснул мне чего-то прозрачного в большую рюмку. Я выпил. Чистый джин. В самый раз, только маловато…

— Вставай, Гоша, — сказал Рябцев. — Проводи его вниз и проследи, чтобы он уехал. Наташе скажешь, пусть поднимается… А ты, —