бы замедлить волну террора срочно писались и принимались новые законы. Юг восстал против итальянских иммигрантов – в основном из-за безобразий, совершаемых Обществом. Президент Тедди Рузвельт – друг Петрозино со времен работы комиссаром полиции Нью-Йорка, – по слухам, внимательно следил за развитием событий из Белого дома[31]. Даже тщедушный Виктор Эммануил III, король Италии, нашел время оторваться от своей огромной коллекции монет, ставшей его навязчивой идеей, чтобы написать Петрозино об этой важной проблеме, терзавшей его королевское сердце, не забыв присовокупить к письму дорогие золотые часы[32]. Граждане многих стран – от Франции и Англии до Индии – были увлечены этим состязанием между силами цивилизации и темной анархией и, возможно, даже испытывали злорадство по поводу трудностей, с которыми пришлось столкнуться молодому сельскому выскочке[33], вынужденному наводить порядок среди темноглазых иммигрантов.

Петрозино был прекрасно осведомлен о прикованном к происходящему внимании, и на то имелись веские причины. Он был не простым наемным служащим Департамента полиции Нью-Йорка. Он был знаменитостью – возможно, самым известным итало-американцем в стране. А со славой, по крайней мере по мнению самого Петрозино, пришла и ответственность. Вместе с небольшим отрядом итальянцев-единомышленников – адвокатом, окружным прокурором и основателем земляческого клуба, детектив намеревался инициировать создание общественного движения, которое покончило бы с двусмысленным положением итальянцев в Америке. Ведь их соотечественников заклеймили как диких необузданных людей, совершенно непригодных для американского гражданства. Петрозино яростно протестовал.

«Итальянец от природы свободолюбив, – заявил он газете New York Times. – Ему приходится ожесточенно бороться за просвещение в собственной стране, и то, чем является сегодня Италия, было достигнуто в героической борьбе»[34].

Но его собственная борьба за превращение итальянцев в полноправных американских граждан дала сбой перед лицом непрекращающейся войны с Обществом, в результате чего даже Times присоединилась к призывам положить конец иммиграции из Южной Италии. Как поменять отношение общества к соотечественникам, пока «вампиры»[35] из «Черной руки» взрывают бомбы, калечат и убивают людей по всей стране?

Петрозино осознал: это решительно невозможно. Два явления слишком тесно переплетены между собой. Писатель Г. Ф. Лавкрафт позже дал пример неприязни, которую белые американцы питали к новоприбывшим. В письме к другу он описывал иммигрантов из Италии, столпившихся в Нижнем Ист-Сайде, как существ, которых «сколько ни напрягай воображение, нельзя назвать людьми»[36]. Вместо человеческих образов «они являли собой чудовищные и бесформенные воплощения питекантропоидов и амеб, вылепленных из некой вонючей вязкой жижи разложившейся земли, которая скользит и сочится по грязным улицам, снуя через дверные проемы и обратно, и их невозможно сравнить ни с чем, кроме с кишащими червями или глубоководными безымянными тварями».

Если бы Петрозино побеждал в битве с «Черной рукой», его крестовый поход шел бы куда более гладко. Но 1906 год сложился хуже некуда: пролилось немало крови, оказались потеряны союзники и территории. Тень, отбрасываемая Обществом, распростерлась уже на всю приемную родину Петрозино – от каменных особняков Лонг-Айленда до скалистых бухт Сиэтла. Петрозино одолевали дурные предчувствия.

Но этим конкретным вечером он заставил их замолчать. Нужно было найти Вилли Лабарбера.

Сойдя на берег, Петрозино нанял экипаж. Кучер присвистнул на лошадей, и те помчали детектива в сторону Кенилворта, расположенного примерно в двадцати милях западнее. Пирс очистился от пассажиров, и тогда наполненная углем конная повозка вкатилась на борт парома, разгрузила в машинное отделение свежее топливо и отбыла. Паром отправился в обратный путь на Манхэттен. На пристани звенела тишина. Несколько часов спустя у причала показался экипаж, из которого выбрался Петрозино. Дождавшись прибытия парома, он поднялся на борт. Судно отошло от пирса в Нью-Джерси и заскользило по темной, покрытой рябью воде к газовым фонарям, мерцавшим на другом берегу Гудзона. Петрозино возвращался один. Мальчика с ним не было.

Когда Петрозино доводилось переживать из-за каких-нибудь особенно трудных случаев, он искал убежище в операх Верди[37], своего любимого композитора. В такие моменты он брал скрипку и смычок и начинал играть, как правило, одну и ту же мелодию из «Травиаты» – «Di Provenza il mar», арию Жермона. В ней отец утешает сына в связи с потерей им любимой, напоминая молодому человеку о доме в Провансе, где он провел детство, об ослепительном солнце и сладких воспоминаниях:

Oh, rammenta pur nel duol ch’ivi gioia a te brillò; e che pace colà sol

su te splendere ancor può.

(Горем здесь измучен ты,

Сгибли все твои мечты,

Там же нет борьбы с судьбой,

Там воскреснешь ты душой.)

Сидя в своей холостяцкой квартире, Петрозино играл арию «без умолку». Сильные руки его медленно двигали смычком, извлекая лирические первые ноты, прежде чем перейти к более сложным частям. Ария Жермона – произведение прекрасное, но чрезвычайно скорбное. Оно выражает тоску по тому, что прошло и, скорее всего, никогда не вернется.

Можем себе только представить, сколько раз соседи Петрозино прослушали ее в тот вечер.

1

Столица половины мира

3 января 1855 года. На насыпном берегу реки недалеко от Нового Орлеана лежит мертвец[38]. Миссисипи несет свои воды на юг, в сторону Мексиканского залива всего в нескольких футах от его вытянутой руки. Даже беглого взгляда хватило бы любому наблюдателю, чтобы понять: смерть этого человека постигла насильственная. Испачканная алым рубашка пропорота в нескольких местах: не менее дюжины ударов ножом. В довершение горло перерезано от уха до уха, и рану окружает густо запекшаяся на жаре кровь. Это Франсиско Доминго – первая известная жертва «Черной руки» в Америке.

Джозеф Петрозино появится на свет только через пять лет. «Общество Черной руки» опередило его на континенте почти на два десятилетия.

В отличие и от Доминго, и от большинства будущих своих врагов, Петрозино не был сицилийцем. Его родина – провинция Салерно области Кампания, внизу передней части голенища итальянского сапога. 30 августа 1860 года в коммуне Падула, где расположен знаменитый картезианский монастырь[39], в семье портного Просперо и его жены Марии[40] появился на свет первый ребенок, Джузеппе Микеле Паскуале. По итальянским меркам семья Петрозино оставалась небольшой – у Петрозино были всего один младший брат и одна младшая сестра. Когда сам Джузеппе был совсем маленьким, скромный дом портного потрясли сразу две трагедии: по причинам, в источниках не указанным, умерла мать, а сам будущий детектив заболел оспой, что в 1860-х годах частенько становилось смертным приговором. Джузеппе выжил, однако рубцы на его коже остались на всю жизнь.

Первая