— Не обязательно, — возразил Осинкин. — Люди ведь не дураки, они понимают, где правда, а где их обманывают.

Подобные разговоры Норов считал пустыми. Он даже не стал спорить.

— Вы найдете три миллиона? — вместо этого спросил он.

— Нет, — ответил Осинкин и немного покраснел. — Таких денег мне никто не даст. Вот если бы вы возглавили мою кампанию…

Он прибавил это как бы в шутку, но с надеждой.

— Я не возглавлю, извините. Вы мне симпатичны, но за утопические проекты я не берусь.

— Жаль, — грустно проговорил Осинкин.

Он помолчал, вздохнул и прибавил:

— Но я все равно пойду.

И он опять издал свой застенчиво-виноватый смешок.

***

Гаврюшкин и долговязый жандарм вернулись через несколько минут. Гаврюшкин протянул Лансаку паспорт в черной кожаной обложке, которую тот снял и принялся листать документ.

— Гав-руш, — начал выговаривать он, но не сумел с первого раза дойти до конца. — Гав-руш-кин. — Он сделал ударение на последний слог и посмотрел на Гаврюшкина. — Так?

— Ну, примерно, — недовольно отозвался тот по-русски и прибавил. — Боле-мене. Ладно, ес.

Перед представителем власти он заметно убавил привычный уровень агрессии.

— Вы сказали, что вы муж мадам Полянски? — продолжал Лансак на ломаном английском. — Я правильно вас понял?

— Ес, ес, — закивал Гаврюшкин.

Лансак еще полистал паспорт, и взглянул на Анну. Она покраснела. Лансак задумчиво перевел взгляд на опухшую физиономию Норова, и в его лице вдруг появилось нечто вроде улыбки, той тонкой, едва приметной улыбки, которой умеют в пикантных ситуациях улыбаться лишь французы, даже если они — толстые важные жандармы.

— А! Теперь понятно, по какому поводу состоялась вчерашняя вечеринка, — как бы про себя негромко заметил он.

Чернявый Виктор хмыкнул.

***

— Ты бы лучше отговорил своего Олежку от этой затеи, — сказал Норов Дорошенко. В понедельник утром они обсуждали дела в кабинете Норова, и Норов вдруг вспомнил про Осинкина. — Жалко его, славный парень. Неглупый, интеллигентный, кажется, порядочный. Сломает себе шею ни за грош.

— Пробовал, не так-то это просто. Олежка только с виду мягкий, а на самом деле — упрямый. А может, пусть его? Поучаствует, набьет шишек, наберется опыта. Не получится с первого раза — вдруг пролезет со второго?

— Не уверен, что он захочет во второй раз соваться. Отобьют желание. Пресса искупает его в канализации, бандиты сожгут его трудовые «Жигули», с работы его выгонят, а в результате наберет он процентов пять, в лучшем случае — семь.

— Паш, — вкрадчиво проговорил Дорошенко. — А, может быть, все-таки возьмешься? Представляешь, избрать мэра Саратова! Вопреки всем прогнозам! Красиво!

— Сережа, в отличие от тебя, я никогда не увлекался фантастикой.

— Я читаю только научную фантастику, Павел Александрович. Если во главе кампании встанете вы…

— То меня вместе с ним похоронят в братской могиле, а ты убежишь в Кривой Рог. Ты, кстати, давно его знаешь?

— Да уже лет десять, если не больше. Когда я в лаборатории работал, мы на их заводе заказы размещали. Он очень порядочный человек; никаких взяток, подарков, — ничего такого. Деньги для него вообще на втором месте. Он — идейный, как ты.

Дорошенко старался льстить Норову при каждом удобном случае.

— Не такой уж я и идейный. Ну, ладно, допустим… в порядке ненаучной фантастики… А деньги мы где возьмем?

— Как только саратовский бизнес увидит, что ты за него…

— То все от нас разбегутся! Коммерсанты никогда не станут ссориться с властью, ты же знаешь.

— Но есть же недовольные! К тому же у нас имеются и другие источники финансирования. Обсуди эту тему с Ленькой, вдруг он заинтересуется? Заполучить в Саратове собственного мэра, плохо ли?

***

На кухне Лансак и чернявый Виктор сели с одной стороны стола, Анна и Норов расположились с другой. Гаврюшкин устроился в торце, а долговязый молодой Мишель остался стоять, — для него табурета не хватило. Лансак достал блокнот и ручку.

— Pardon! — спохватился он. — Забыл вам представить моих подчиненных: жандарм Дабо, — он кивнул на белобрысого Мишеля.

Тот что-то доброжелательно промычал, продолжая с любопытством глазеть на Норова.

— И … Пере, — закончил Лансак, чуть повернувшись в сторону чернявого Виктора.

Перед тем как назвать фамилию своего водителя, он произнес какой-то длинный, по-французски пышный и совершенно непереводимый титул, что-то вроде «marechal des logis» и еще «chef». Подумав, Норов сообразил, что чернявый — сержант, а может быть, даже старший сержант.

— Enchanté! — осклабился Виктор Пере.

— Enchanté! — с опозданием произнес туповатый Мишель.

— Не могу сказать, что рад вас видеть, парни, — по-русски проворчал Норов, но заставил себя вежливо улыбнуться обоим.

— Для начала несколько вопросов общего характера. Ваша профессия, месье Норов?

— Директор по развитию рекламной фирмы.

— Российской?

— Российской.

Норов действительно сохранил одну из своих фирм, совсем небольшую. Существовала она номинально, прибыли не приносила, но позволяла ему получать скромную законную зарплату и без запинки отвечать на вопросы о своем трудоустройстве.

— Вы снимаете этот дом у мадам Пино?

— У мадам и месье Пино, верно.

— Сколько времени в году вы обычно проводите во Франции?

— Около полугода.

— Чем вы тут занимаетесь?

— Размышляю.

Чернявый Виктор взглянул на Норова с веселым недоумением, стараясь понять, шутит ли тот. Но Норов оставался серьезен.

— Размышляете? — Лансак поднял над очками белесые брови; он тоже был удивлен. — О чем же вы размышляете, месье Норов?

— О смысле жизни.

Чернявый хотел хихикнуть, но посмотрел на начальника и передумал. Белобрысый Мишель приоткрыл от напряжения рот, — он не понимал, о чем говорят.

— Вы думаете о смысле жизни? — недоверчиво повторил Лансак. — И фирма вам это оплачивает?

— Да. Ведь это — моя фирма.

— А! — понимающе усмехнулся Лансак. — Это другое дело. Вы неплохо устроились, месье Норов.

— Не жалуюсь.

***

Фамилия мэра Саратова была Пивоваров, ему исполнилось 54 года, он был выходцем из партийно-хозяйственной верхушки, носил один и тот же серый костюм и один и тот же галстук в мелкий горошек. Невысокий, с лысым теменем и остатками редких волос на висках, с бабьим лицом, тусклым взглядом из-под очков, в разговоре он слегка шепелявил, и, как многие люди с дефектами речи, был утомительно многословен. В целом он был настолько невзрачен, что вряд ли его сумела бы описать собственная жена.

Городское хозяйство он знал хорошо и по мере возможностей старался его улучшить, однако возможностей у него имелось совсем немного: муниципальный бюджет трещал по всем швам, — городские налоги забирала областная администрация. Пивоваров, конечно же, воровал, как без этого? но, будучи трусоват, старался держаться в рамках. Ездил он скромно — на «Волге» с одним водителем; хотя и его дочь, и зять раскатывали на дорогих иномарках с телохранителями.

Сам по