В его голосе звучало искреннее участие, и девушка, поколебавшись, рассказала…

Банальная история. Влюбилась в парня: встречались, гуляли, целовались и все такое прочее. А потом он ее бросил.

Джерри кивал, слушая, а когда Лизбет замолчала, приступил к психотерапевтической процедуре. Ничего особенного он ей не сказал: мол, еще пожалеет, еще приползет, а если нет, так ему же хуже, и вообще, все пройдет, все к лучшему в этом лучшем из миров. Короче, дежурные для данного случая речи. Но их оказалось довольно, чтобы девушка сначала несмело улыбнулась, потом смахнула слезы с посветлевших глаз. Через минуту-другую она и вовсе стала привычной Лиз — красавицей из красавиц, тайной мечтой большинства мужчин-преподавателей их университета.

«Да мне впору позавидовать, — подумал Джерри. — Сижу с роскошной девушкой, веду задушевную беседу, ее рука в моей руке».

Закончить мысль ему не дали.

— Позвольте вас побеспокоить…

Джеральд оглянулся. На него смотрел объектив телекамеры.

— Что такое?

— Как вы относитесь к проблеме абортов? Не считаете ли, что их надо запретить? — выстреливал вопросы человек с микрофоном, в котором Кризи без труда узнал ведущего местного телеканала. Крайне неприятная личность. Настырный, развязный…

— Никак не отношусь и ничего не считаю, — отрезал он.

— А вы, мадам? — галантно поклонился репортер и так сверкнул зубами, что Джерри тут же захотелось заехать по ним кулаком.

— Без комментариев, — в стиле политических лидеров обронила Кемпински, высвобождая ладонь из пальцев Джерри.

Репортер хмыкнул недовольно и улетучился. За ним испарился и оператор. Судя по всему, в «Семи гномах» им не удалось поживиться рассуждениями обывателей на очередную животрепещущую тему, пригодную для дальнейшего обсуждения в студии.

Исчезнуть-то они исчезли, но обычную для них роль возмутителей спокойствия выполнили: былая доверительная интонация в разговор Джеральда и Лизбет так и не вернулась. Немного смущенные, они попрощались и направились к своим автомобилям.

Неспешно следуя в правом ряду, у самой обочины, Джерри с грустью думал о том, сколь многого лишает себя в жизни. Непорочен и безгрешен… А иначе нельзя. Узнай Китти, что у него есть кто-то на стороне, тут же оберет дочиста!

У супермаркета на перекрестке он увидел фургончик телекомпании и поморщился. Но потом вздернул подбородок: вот еще, из-за каких-то репортеришек настроение портить! Для этого у него есть Китти.

Через два дня под вечер жена влетела в его кабинет и включила телевизор.

— Я не хочу… — запротестовал он.

— Помолчи! — прикрикнула она.

А он бы и так замолчал, потому что на экране увидел себя. И Лизбет. Выглядели они как пойманные с поличным любовники. Ернические комментарии ведущего ток-шоу, последовавшие за их отказом отвечать на вопросы, делал картину и вовсе недвусмысленной. В заключение крупным планом были показаны их руки. Рука в руке…

— Ну? — выдохнула Китти.

— Мы просто разговаривали.

— Оно и видно! — фыркнула супруга и удалилась.

Джерри схватился за голову. Что же будет?

Как ни странно, отношение к нему со стороны сослуживцев только улучшилось. По зрелом размышлении, однако, Джерри пришел к выводу, что удивительного в том не так уж и много: раньше его уважали, теперь — полюбили. У него обнаружились недостатки, ангел приобрел земные черты, стал доступнее, понятнее. Таких-то и любят!

Он побаивался встречи с Лизбет, опасаясь попреков. Хотя в чем его можно упрекнуть? Когда они все же встретились в университетской столовой, девушка сама шагнула к нему с лучащимся от счастья лицом. Выяснилось: обожаемый ловелас вернулся к ней, испугавшись, что она предпочтет другого.

И только отношения с Китти все более осложнялись.

Каждый вечер она учиняла скандалы, и все чаще в ее криках мелькало слово «развод».

— На каком основании? — тут же интересовался Джерри.

— Измена!

— Докажи.

— Докажу!

И так день за днем. А потом внезапно все изменилось. Однажды, морально готовый к перепалке, Джерри был обескуражен словами Кипи.

— Я должна тебе сказать… — начала она без обычных сварливых ноток в голосе. — В общем, я была не права. Прости меня, милый.

Джерри был потрясен до глубины души. Милым его называли лишь до свадьбы и в течение медового месяца. Потом сантименты кончились, и он понял, что Китти руководил исключительно меркантильный интерес.

Тут бы им и расстаться, тем более вскоре выяснилось, что Китти не сможет иметь детей, однако условия брачного контракта были таковы, что проигравшему в судебном разбирательстве не полагалось ни гроша. У Китти-невесты не было ровным счетом ничего, однако, став законной супругой, она превратилась в весьма состоятельную женщину. Понятно, что отказываться от обеспеченного будущего ей не хотелось. То же и Джеральд: ему-то какой интерес лишаться дома, машины, счета в банке?

Ни он, ни Китти не были уверены, что возьмут верх, дойди дело до суда, а потому вот уже много лет пребывали в состоянии вооруженного нейтралитета. И тут эта телепередача… Разумеется, Китти ухватилась за подвернувшуюся возможность выиграть бой и, очевидно, какое-то время действительно верила в такой исход поединка. Но потом сообразила, что на руках у нее нет козырей, а блеф тут не пройдет, и решила отказаться от конфронтации, возвращая ситуацию на исходные позиции.

И потекла прежняя жизнь. Супруги Кризи появлялись на университетских вечеринках, ходили в гости, сами принимали гостей и ненавидели друг друга, надеясь, что противник допустит какой-нибудь промах.

Шли месяцы. И никакого просвета! Порой бывали минуты, когда в отчаянии Джеральд готов был сдаться. Пусть все забирает! Но тут же перед мысленным взором возникало лицо Китти — торжествующая, она кривила губы в победной усмешке, — и Джерри вздрагивал. Проиграть? Никогда!

Нервное напряжение сковывало разум, лишало воли, и Кризи все чаще заглядывал в «Семь гномов» уже не за «кока-колой», а пропустить рюмку-другую крепчайшей мексиканской текилы. Алкоголь отгонял невеселые мысли, и на какое-то время Джерри казалось, что каким-то неведомым образом все еще обернется в его пользу.

Вот и в этот предрождественский день он заехал в кафе. Кивнул бармену: «Как всегда» — и оседлал высокий табурет у стойки. Справившись с первой порцией, он замер в ожидании, когда текила окажет свое благотворное действие.

— Передайте, пожалуйста, соль, — прожурчал женский голос.

Джерри взял солонку и подвинул ее к говорившей. Поднял глаза и обомлел. Какой злой ветер занес в эту забегаловку обладательницу столь дивного лица и совершенной фигуры?

— Пожалуйста, — промямлил он.

— Спасибо, — улыбнулась девушка и вдруг порхнула ресницами. — Вы меня не узнаете, профессор? Ну… Люси Трентон!

— Не припоминаю.

— Да, я изменилась. Так все говорят! А была серой мышкой. Четыре года назад я посещала ваш семинар.

— Люси Трентон! — хлопнул себя по лбу Кризи. — Конечно! Вы бьиш самой прилежной студенткой.