— Неприятности?

— Да хрен поймешь…

— Все-таки? — заинтересовался он, поскольку под разговор курится веселее.

— Да ну. — Она бросила сигарету в урну и вышла сильной злой походкой.

Вполне возможно, что пива она выпила не одну бутылку. Голливуд докурил и вернулся в читальный зал. Наконец-то в журнале попалась толковая статья о бальзамировании. Непростое дело. В древнем Египте была узкая специализация: один удалял сердце, второй — мозг, третий — внутренности… И семьдесят дней выдерживали в соляном растворе…

Голливуд вспомнил историю, рассказанную работницей овощебазы. По пьянке мужик свалился в чан с огуречным рассолом. Захлебнулся, пролежал в емкости всю зиму, а вытащили — как огурчик. Просолился. Выходило, что мумию можно получить не только египетским способом.

Голливуду не так хотелось курить, как размять тело хотя бы недалекой ходьбой. В курилке сидело человек пять. Девице тоже не работалось — дымила в своем уголке. Голливуд сел рядом и продолжил разговор, как со старой знакомой:

— Все-таки, что за неприятности?

— Тараканья возня. Мне за пару недель надо выучить английскую грамматику.

— Жесткий срок.

— Одно чмо…

— Кто?

— Бизнесмен предложил место референта, но с условием, что заговорю по-английски.

— Разве по книгам выучишь?

— Записалась на разговорные курсы, а пока освежить школьные обрывки.

Голливуд оглядел ее посвежевшим взглядом. Может быть, бизнесмену и нужна секретарша, но не ради английского языка…

Если длинные волосы были цвета бледного шоколада, то кожа блестела шоколадом крутым и точно отполированным; казалось, что она загорела не только под одеждой, но и под прической. Под стать коже ореховым блеском сверкали глаза. Губы, видимо, мягкие, противоречащие ее характеру. Фигура при среднем росте плотная, томно-ленивая, готовая каждую минуту потянуться.

— А муж референтить разрешил?

Усмехнувшись, она таки потянулась — сидя:

— Мне замуж нельзя.

— Почему?

— Я порчу мужей как ауди-, так и видеоспособом.

Голливуд не понял и определил, что ей под тридцать. Впрочем, видеоряд был отменный: одни груди выступили бы из любого ряда.

— Ну, и как звать будущего референта?

— Геля.

Голливуд ждал ответного любопытства, но она поднялась, придавила окурок и двинулась в сторону читального зала. Он вослед, почти навязчиво бросил:

— А меня Григорием.

Геля кивнула на ходу: мол, расслышала. Голливуд держался металлического правила: не отвечать на желание человека познакомиться. Инициатива должна исходить только от него. Полезная привычка, исключающая «подсадную утку».

Что за имя — Геля? От слова «гильотина»?

32

Утром вызвал прокурор района. Рябинин не сомневался, что по поводу краж сабли, скрипки и акульих зубов. Он не понимал, чем эти дела важнее других, например, пятидесятимиллионного хищения денег из банка путем оформления фиктивных кредитов. Оказалось, что скрипка состояла на учете в каком-то международном центре, а сабля и акульи зубы были известными городскими раритетами.

— Сергей Георгиевич, у вас двадцать лет следственного стажа. Кончите это дело и переходите в центральный аппарат.

— В каком смысле?

— Вам давно предлагают должность заместителя начальника Следственного Управления.

— Спасибо, но я не хочу.

— Боитесь не справиться?

— Я уже ничего не боюсь, кроме…

Рябинин не стал продолжать не нужную здесь мысль. Но прокурор ждал, заинтересовавшись, чего может бояться следователь прокуратуры. И Рябинин признался:

— Я боюсь только биохимических процессов, протекающих в моем организме.

Поскольку ничего не понявший прокурор молчал, Рябинин кивнул и удалился. Не объяснять же, что этих процессов надо бояться и прокурору, и всем остальным. А если объяснять, то надо строить конечную цепочку: от биохимических процессов внутри зависит наше здоровье. А счастье зависит от здоровья, и больше ни от чего, потому что все остальное человеку под силу, под разумную силу.

Рябинин вернулся в кабинет с легким осадком. Ему уже в третий раз предлагали повышение, видимо, в последний. Коллеги полагают, что у него дрянной характер; те самые коллеги, которые не могли жить без продвижения по службе, как алкоголики без водки. Но Рябинин считал, что карьеризм — это не что иное, как признак бездуховности, потому что…

У его кабинета маячили две фигуры: мужская и женская — Чадович с какой-то женщиной. Лейтенант объяснил:

— Гражданка Гужова доставлена, Сергей Георгиевич.

Рябинин отомкнул кабинет, впустил женщину, а лейтенанта не впустил, потому что тот уже исчез. И то, не дело оперативника приводить свидетелей в прокуратуру.

— Гужова, почему не явились по повестке?

— У меня свои дела есть.

— Садитесь.

— Постою, мне сидеть не на чем.

Плащик висел на ней так, словно под ним никакого тела не было. Да и лицо измождено до одних выпирающих скул. Рябинин умел определять на глаз жен крутых алкоголиков. Женщина все-таки села.

— Гражданка Гужова, где работаете?

— В ларьке мужикам сигареты продаю.

— Дети есть?

— Двое малолеток.

— Вам надо съездить со мной в морг на опознание вашего мужа.

— «Ехало» не едет и «ну» не везет.

— Как это понимать?

— А так, что никуда не поеду.

— Почему же?

— На живого смотреть не могла, а уж на покойника…

Этого Рябинин не мог взять в толк; пил, денег не давал, дома не жил… Но все-таки вместе пройден кусок жизни, двое детей, которые хотя бы могилку отца знать должны?

— Пил всю совместную жизнь?

— Сперва-то не сильно, но его все равно считали алкоголиком.

— Почему же?

— Матюгался на каждом шагу.

— А как же замуж выходили?

Она удивилась: вопросу или тому, что когда-то выходила замуж? Темный плащ, черные приглаженные волосы, серая кожа… Ни косметики, ни духов. Рябинин догадался, что на его непосильный вопрос ей не ответить и задал другой, попроще:

— Гужова, как же с ним столько прожили? Двое детей…

— Виделись-то мало. Он то срок отбывает, то в вытрезвителе, то у бомжей, то у бабы.

— Ну и брак, — усмехнулся Рябинин уже не так по поводу мужа, как по поводу ее терпения.

— Большинство баб считает, что не важно какой мужик — любил бы. Ну, а потом я начала думать, что с ним не стала бы жить ни одна женщина. Ушла бы. Но я ошиблась.

— То есть?

— Женщина не ушла бы — она бы его задушила.

У Рябинина была еще одна тайная причина, по которой ему не хотелось идти на руководящую работу. Он тайком писал «Дневник следователя», задуманный сложно и даже громоздко: криминальные сюжеты, мысли, юмор и личная одуряющая любовь. Разве там, на аппаратной работе, будет такой материал, как Гужова? Все-таки Рябинин построжал:

— Надо же труп опознать.

— Отказываюсь, пусть бомжи опознают.

— Во что был одет?..

— Господи, да откуда я знаю? Месяца три его не видела.

Опознавать труп не принудишь. Просить