«Ты тупее озерной щуки», – как-то бросил ей Эдик.

На сказанное в запале не стоило обращать внимания, да и сравнение ее насмешило. Ну ладно бы селедки! Щуки, как известно, славятся умом и сообразительностью. Недаром дурака Емелю с его идиотскими желаниями спасала именно эта рыба.

Сейчас Настя, пожалуй, согласилась бы с мужем. Не с щукой, а с тем, что она тупее. Даже селедки.

Только вот что с этим делать?

Коридор действий

Настин звонок раздался настолько не вовремя, что Глеб чуть не застонал. Нахамил, бросил мобильник и пригнулся, чтобы его не заметил выходящий из ворот загородного особняка тот, за кем он потащился в Москву и ехал от самого «Мосфильма». Лука Лесников.

Режиссер представлялся ему этаким пронырливым сухоньким хорьком, но к машине двигался чистый «Матюша-пряник»: пухлявый, рыхлый, вальяжно двигающийся любитель выпечки и сладкого. Глеб прикинул его вес и засомневался, что справится. Рук не хватит, чтобы обхватить такое тело!

Однако придумывать, как ловчее захватить Лесникова, было некогда. Выждав, когда тот поравняется с машиной, Глеб использовал старый трюк: резко распахнул дверь.

От удара Лесников пошатнулся, но не упал.

– Чтоб тебя! – выругался Глеб, выскакивая из автомобиля и оглушая режиссера старым металлическим термосом, валявшимся в «Вольво» испокон веков. Легонько, только чтобы отключился и не брыкался.

Лесников упал плашмя. Оставалось затащить его в салон, хотя это почти непосильно даже для более крупного мужика. Впрочем, вариантов все равно не было, поэтому пришлось справляться, нанеся физиономии и одежде пленника ощутимый ущерб.

Упаковав телеса Лесникова, Глеб еще раз проверился и, не заметив никаких поползновений в свою сторону, поехал в отдел, где его должны были ждать московские спецы.

Поехать-то поехал, только не доехал. Остановил машину в узком безлюдном переулке, пересел назад и потряс Лесникова, пробуждая к жизни.

Тот издал звук, очень напоминающий известное ругательство.

– Очнулся. Молодец, – констатировал Глеб, отечески похлопав его по щеке.

– Сссууу… – ответил Лесников.

– Ответ неправильный, – возразил Глеб и тряхнул пленного еще раз, окончательно приводя в чувство.

Как только его взгляд стал осмысленным, Глеб сразу взял быка за рога.

– Гражданин Лесников Лука Владимирович, вы задержаны по подозрению в убийстве Маргариты Банниковой.

Действуя за границами закона, – ведь он даже не представился, – Глеб рассчитывал, что внезапность нападения собьет Лесникова с толку, но ошибся.

Потирая ушибленное место, режиссер спросил:

– Ты кто и на каком основании ведешь допрос?

– Майор Старостин. Следственный комитет города Санкт-Петербурга.

– Удостоверение покажь, майор.

Глеб понял, что фокус не удался, и перешел к другим методам работы.

– Что ты сказал? Удостоверение тебе показать? – противным голосом переспросил он и сунул кулаком Лесникову под дых. – Вот мое удостоверение, понял?

– Понял, – задохнувшись, пропищал Лесников. – Я не убивал Риту.

– Да ну? Может, расскажешь кто?

– Не знаю.

– А я думаю – знаешь. И если считаешь, что я не в курсе, к кому и зачем ты приезжал, то напрасно. Ты же видишь, где я тебя нашел. Значит, мне известно, кто здесь живет. Если расскажешь про Риту, то я, так и быть, умолчу о некоторых твоих делишках. Или, думаешь, Абашидзе решил все взять на себя? Ошибаешься, сладкий. Он мне столько напел, что у меня пленка в магнитофоне кончилась.

– В каком магнитофоне? – покосился Лесников.

– Это фигурально. Абашидзе, конечно, для меня не авторитет. Ты – дело другое, Лучок.

– Я не убивал Риту, – повторил Лесников. – И не знаю, кто это сделал. Я думал, что она где-то прокололась, и ее убрали. Но ошибся. Мои знакомые, с которыми я встречался здесь, не при деле.

– Да говори уже! Я слов на ветер не бросаю.

– Абашидзе сказал, что это я ее убил?

– А ты думаешь, что он?

– Да нет! Наши с ним дела тут вообще ни при чем!

– То есть ты хочешь меня уверить, что Риту не из-за наркотиков убрали? Свежо предание…

– Да ты послушай, майор! Я ведь тоже так решил, когда узнал про Риту.

– А от кого ты узнал?

– Не поверишь – случайно. По телику в баре сказали, что найден труп девушки, и показали вскользь кусок ноги. А у нее на щиколотке татушка такая приметная. Синяя с красным птица.

– Феникс.

– Ну да, – кивнул Лесников, хотел что-то добавить, но вдруг запнулся и уставился подозрительно.

– Постой. А это случайно не ты?

– Я.

– Твою мать! Теперь ты точно на меня убийство повесишь!

– Не повешу, а попытаюсь доказать твою вину. На кого работала Рита? На тебя. Она где-то прокололась, и ты решил ее убрать, свалив на маньяка.

И тут Лесников удивил.

– На какого маньяка?

Глеб долго вглядывался в толстую морду второго режиссера.

А ведь Лесников тоже ничего не знает о маньяке. А если так, то не мог убить Банникову точно таким же способом. Он вполне мог не слышать о четырех предыдущих жертвах. В новостях ничего не говорили о том, как была убита Рита. Просто озвучили факт.

Глеб поерзал на сиденье.

– А ты знаешь, я все думал, почему ты сразу к хозяину побежал, когда о Рите узнал. Надо ж наоборот – от него прятаться. А ты поехал прощение себе вымаливать. Неплохой ход. Если ты на это надеялся, значит, уверен, что имеешь для него ценность. А раз так, то ты вовсе не рядовой боец на наркотическом фронте. Так что ты ему собирался пообещать в обмен на жизнь?

– Ты… то есть вы обещали: если расскажу про Банникову, вы меня отпустите.

– Не припомню, чтобы произносил слово «отпустить». Я сказал, что умолчу о некоторых твоих делишках, и все. Это – во-первых. А во-вторых, о Рите ты ничего еще не сказал.

– Да я не знаю ничего, кроме того, что она подрабатывала немного на дури. Вот и все.

– Нет, не все. Зачем она стала встречаться со мной? Это как-то связано с вашими делами?

– Никак! Ей просто нравилось быть любовницей мента, пусть и бывшего.

– Да что ты! У меня, что ли, член другой конструкции?

– Она любила щекотать себе нервы. Типа, ее возбуждало, что она участвует в криминальной схеме и при этом спит со служителем закона. Как в кино, понимаешь?

– Как в кино, значит? Забавно.

– Меня тоже это прикалывало, – хихикнул вдруг Лесников и тут же осекся под свирепым взглядом Глеба.

– Что знаешь о других ее знакомых, кроме бывшего мента?

– Да у нее кого только нет! Она, вообще, общительная была!

– Не сомневаюсь. Знакомилась, чтобы потом толкать дурь.

– Не только. Она