один – НЕТ и НИКОГДА, с такой, как ты».
Вздрагиваю всем телом и просыпаюсь. Боже. Заснула на диване в библиотеке, у меня заложен нос, глаза слезятся, в голове обрывки – страх, отвращение, разрыв. С трудом заставляю себя сесть. Какой ужасно глупый сон, вряд ли у Доггера есть перчатки для верховой езды… На мне все так же юбка, испачканная понизу, измятая блузка. Какой непозволительный…
– Леди Агата! Пожалуйста! – В дверь стучат, на мне нет туфель, оставила их у миссис Тернер. На этот раз ледяной пол не приносит облегчение стопам, а впивается в кожу шершавым каменным холодом.
– Заходи, Милли.
Нет сил встать, сижу, согнувшись, и пытаюсь прийти в себя. В голове шумит, не получается сосредоточиться.
– Леди Агата, там… Что с вами? – Она замирает в дверях, комкая передник. Такое изумление в широко распахнутых глазах.
– Все в порядке. Что произошло? – Пытаюсь поправить прическу, впрочем, без толку, я же вчера не накрутила бигуди… Зато вытаскиваю из волос веточку.
– Там мужчина… Он не представился, я пыталась его не впустить, но он все равно вошел и сел в холле.
– Как он выглядит?
– Невысокий, полный, с маленьким чемоданчиком. Плюгавый в общем, и костюм такой… ну… вы поняли.
– Принеси мне туфли и юбку. Ту, с двумя подкладами, туфли с перемычкой, бежевые. Быстрее.
Милли убегает, а я кое-как встаю. В библиотеке никогда не висело зеркала, храню небольшое круглое в ящике стола, как раз на такой случай. Изящная позолоченная ручка, на тыльной стороне под стеклом композиция с засушенной бабочкой. Пыталась найти ее название по каталогам, но, оказывается, если ты не занимаешься лепидоптерофилией – большинство бабочек примерно на одни крылья. Что, впрочем, не лишает их изящества. Подкрашиваю губы, салфеткой пытаюсь убрать расплывшуюся тушь. Вот тебе и «Максфактор» – когда надо, перестает быть стойким. Про «водо-» и говорить нечего. Брови ужасны – кое-как выравниваю карандашом. Это, конечно, замечательно, бабочки, брови, «Максфактор», но кто может ждать внизу? Шантажист ведь «он». Как может выглядеть таинственный «он»? Не закусываю губу только потому, что помада еще не просохла.
Как правильно поступить?
Сумасбродно?
Рационально?
Сперва спуститься, все выяснить и только потом…
– Юбка и туфли, леди Агата.
Я смотрю на Милли и едва удерживаю себя от желания посоветоваться. Нет. Никогда не посвящай слуг в личные дела. Молчи, Агата, разбирайся сама, как знаешь.
– Скажи, что я переоденусь и спущусь.
Милли все мнется и никак не уйдет, я замираю с юбкой в руках и выжидающе смотрю на нее.
– Вы что-то потеряли, леди Агата?
– Не понимаю, о чем ты.
Она бросает на меня странный взгляд, полный не то сочувствия, не то паники.
* * *
Иду по пассажу, и мне не нравится, как меня шатает на каблуках. На часах 6.35. В моем мире так рано являются или шантажисты, или сумасшедшие. Останавливаюсь. Шаг. Шаг. Держи спину прямо, будто проглотила флагшток. Улыбайся. Да. Хорошо.
Вхожу в холл.
На прекрасной обивке моего прекрасного стула сидит, закинув пухлую ногу на другую пухлую ногу, недоразумение. На недоразумении пожеванная шляпа, крупный мясистый нос и дряблые щеки в сосудистой сетке. Дешевый костюм не по размеру и балморалы, которые совершенно с костюмом не вяжутся – рассчитывал на глубокую грязь?.. Я видела недоразумение в галерее, у гроба отца, но тогда он не казался настолько несуразным.
– А, вот и наша Агата, что-то долго вы носик-то пудрите, – голос визгливый, резкий, свиньи хрюкают мелодичнее. Я замираю на месте, руки по швам. Никогда в жизни еще человек не внушал мне такое отвращение первыми же словами. – Понятно, чего Чарли хвост распушил, аж про меня вспомнил, ну, где он сам, рассказывайте.
– Как я могу к вам обращаться.
– Мортимер Фергюсон, и вам привет.
– Встаньте.
– Что?
– Встаньте, Мортимер Фергюсон.
– С характером? – Он ухмыляется. Но и это не красит Мортимера Фергюсона. Жаль, что я не мужчина, дала бы ему в челюсть без разговоров. – Ну, ты с Чарли пожестче, ему такое нравится, со мной-то не надо.
– Обязательно учту, когда в следующий раз решу высечь мистера Доггера хлыстом. Спасибо, что зашли, но я не нуждаюсь в помощниках.
– Так я тебя, деточка, по всему Лондону искал, в деревню вашу прилетел, а ты так себя ведешь. Я же только из уважения к Чарли. Ты-то его ни во что не ставишь, раз врешь.
– Мои отношения с мистером Доггером вас не касаются. Мне жаль, что вышло недопонимание, я готова оплатить вам такси до Лондона в качестве извинений.
– Не нуждаешься, значит, а вид что такой побитый?
Замечательно, мы перешли на новый этап знакомства – этап оскорблений. Не надо, Агата, не отвечай на провокации, не оправдывайся.
– Это вас не касается.
– Так что у тебя тут происходит? Чарли кого-то случайно грохнул и его засадили, правильно я понял?
– Я все сказала.
– Он просто попросил помочь, чего ты ерепенишься?
Он встает и идет прямо на меня. Чтобы не сделать шаг назад, требуется вся моя выдержка. Остатки моей выдержки. Смотрю на него и чувствую только брезгливость. Откуда у Доггера такие друзья, откуда у моего отца такие знакомые?
– Я не знаю значения этого слова и прошу вас уйти.
– А ты знаешь, кого ты прогоняешь, деточка? – Чувствую его несвежее дыхание на своем лице, как омерзительно. Терпи.
– А вы знаете, с кем вы разговариваете? С дочерью Агастуса Ласселса. Смените тон. Или вы думаете, что можете вести себя как угодно, если мой отец мертв?
– Я не по своей воле здесь, – упоминание отца его несколько смягчает, но он стоит все еще слишком близко. Может, закричать?
– Так идите.
– Я Чарли должен.
– Я объясню мистеру Доггеру происходящее и возьму на себя всю ответственность.
– Самоуверенность никого до добра не доводила.
– Черчиллю это расскажите. Успех – умение двигаться от неудачи к неудаче, не теряя энтузиазма. И я его полна, как никто. – Собираюсь развернуться и уйти, он перехватывает меня за запястье, с силой сжимая пальцы. Мне мучительно трудно выдерживать спокойное выражение лица.[21]
– Если вы немедленно не отпустите мою руку, я расскажу Доггеру, что вы меня избили.
– А он тебе поверит будто.
– А что мне мешает избить саму себя до синяков и сказать, что это сделали вы? И что тогда сделает Доггер с вами, как думаете?
Я чуть наклоняюсь, сближая лица и перестаю дергать рукой. В глазах Мортимера отражается мое лицо и что-то похожее на уважение. Неожиданно. Я понятия не имею, что сделает Доггер и сделает ли он вообще что-то ради меня, но Мортимер это знает точно – разжимает пальцы. Опускаю руку