Вулф покачал головой.

— Вы здесь по доброй воле, мистер Крамер, и можете либо сидеть и слушать, либо встать и уйти, как мы и условились. Я уже говорил вам по телефону: вы не имеете права вмешиваться как должностное лицо, поскольку расследование насильственной смерти, к которой причастны эти люди, закончено. Точнее, вы закрыли дело. Вторая насильственная смерть — вне вашей юрисдикции. Вы согласились слушать или уйти. Желаете покинуть нас?

— Начинайте, — прорычал Крамер. — Но Элме Вассос следовало бы быть здесь.

— Она неподалеку, если понадобится, пригласим. — Вулф отвернулся от Крамера. — Мистер Мерсер, я говорил вам по телефону, что, если вы приведете мисс Кокс и мистера Горана, мы, вероятно, сможем достигнуть взаимопонимания в вопросе об исках, поданных мисс Вассос. Присутствие миссис Эшби и мистера Буша тоже показалось мне желательным, и я попросил их прийти. Сейчас я на гораздо более твердой почве, чем был вчера. Тогда я знал лишь, что мистер Вассос не убивал мистера Эшби. Теперь мне известно, кто его убил. Я буду краток…

— С этой минуты я здесь как должностное лицо! — встрял Крамер. — Вы утверждаете, что можете назвать имя убийцы! Откуда вы знаете, что Вассос не убивал Эшби?

Вулф вперил в него испепеляющий взор.

— Вы дали мне слово. Слушайте или уходите.

— Я выслушаю ваш ответ на мой вопрос!

— Я как раз и собирался его дать, — сказал Вулф и повернулся к остальным гостям. — Итак, я кратко расскажу вам, как мне открылась истина. В четверг вечером мисс Вассос пришла ко мне, чтобы воспользоваться моими услугами. Она сказала, что кто-то оболгал ее в полиции, убедив служителей закона в том, что Эшби соблазнил ее, а Петер Вассос узнал об этом, убил Эшби и покончил с собой. Она сказала, что все это — неправда, что, по словам ее отца, я — величайший человек на свете; что она хочет нанять меня для выяснения и доказательства истины, а в качестве гонорара отдает мне все долларовые бумажки, которыми я более трех лет расплачивался с ее отцом за чистку моих ботинок. Общим счетом это около пятисот долларов.

Вулф поднял руку и перевернул ее ладонью кверху.

— Ну что ж. Если она действительно дурно вела себя и если в результате ее отец совершил убийство и самоубийство, что могло заставить мисс Вассос прийти ко мне — величайшему человеку на свете, по мнению ее отца, а следовательно, к человеку, которого не обведешь вокруг пальца? Что могло заставить мисс Вассос предложить мне значительную, по ее меркам, сумму денег за установление истины? Это было нелепо. И я поверил мисс Вассос.

Вулф перевернул ладонь.

— Не буду делать вид, что меня побудили к действию долларовые бумажки, мелкие затруднения мисс Вассос или приверженность истине и справедливости. Мною руководило раздражение. В понедельник, за день до прихода мисс Вассос, мистер Крамер заявил мне, что я способен прикрыть убийцу, лишь бы не возиться и не искать нового чистильщика обуви. А в среду он сказал мистеру Гудвину, что я обманут шлюхой, и выгнал мистера Гудвина из своего кабинета. Вот почему…

— Я его не выгонял!

Вулф не обратил на него внимания.

— Вот почему мистер Крамер здесь. Я мог бы попросить районного прокурора прислать кого-нибудь, но предпочел мистера Крамера собственной персоной.

— Я здесь, и я вас слушаю, — прошипел Крамер.

Вулф повернулся к нему.

— Да, сэр. Не буду упоминать об исках, поданных мисс Вассос по моему совету. Это был лишь прием, способ установить контакт. Я должен был встретиться с этими людьми. Я уже догадывался, кто убийца. Вы тоже.

— Если вы имеете в виду не Вассоса, то вы не правы. Я не догадывался.

— Не могли не догадываться. Я выдал вам все факты. Ну, скажем, добрую половину. Это сделал мистер Гудвин, когда передал слово в слово мой разговор с мистером Вассосом в понедельник утром. Мистер Вассос сказал, что кого-то видел. Кроме того, вечером он заявил дочери, что есть факты, о которых он умолчал в беседах со мной и полицейскими, что утром намерен прийти ко мне, все рассказать и спросить, как ему быть. Но дочери он не открылся. По-моему, все это — весьма прозрачные намеки.

— Намеки на что?

— На то, что он знал, или думал, будто знает, кто убил Эшби. Мы можем лишь гадать, где и когда мистер Вассос видел этого «кого-то», но, весьма вероятно, он заметил человека, выходящего из кабинета Эшби. Не входящего туда, ибо график известен вам не хуже, чем мне, если не лучше, а именно выходящего, причем в то самое время, когда Эшби покинул кабинет через окно. И это был человек, которого мистер Вассос не хотел выдавать, которым он восхищался, которого уважал, которому был чем-то обязан.

Тут у меня есть перед вами преимущество, мистер Крамер. Мы с мистером Вассосом взяли за правило обсуждать историю Древней Греции и ее деятелей, и я сумел понять образ мысли мистера Вассоса. Он считал насилие и даже жестокость извинительными изъянами, но ненавидел неблагодарность и неверность. И это помогло мне сделать выводы.

Вулф покачал в воздухе пальцем.

— Итак, человек — назовем его Икс, — которого мистер Вассос видел при компрометирующих обстоятельствах, когда-то завоевал симпатии мистера Вассоса, его уважение, благодарность и преданность. — Вулф отвернулся от Крамера и оглядел остальных. — Это был кто-то из вас? Вот что я пытался выяснить вчера вечером в беседе с мисс Вассос. Нам нет нужды долго судить да рядить. Только один из вас соответствует вышеприведенной характеристике. Это вы, мистер Мерсер. Вы подходите идеально. Мистер Вассос был благодарен вам за то, что вы взяли на работу его дочь. Через какую дверь вы выходили из кабинета Эшби, когда мистер Вассос заметил вас? Через дверь во внешний коридор или через другую?

— Ни через какую. — Вулф бросил Вызов, и Мерсер изготовился к бою. — Уж не намекаете ли вы, что это я убил Дэниза Эшби?

— Еще как намекаю. — Вулф повернулся к Крамеру. — Не так уж важно, какой дверью он воспользовался, но я думаю, что внутренней, это более вероятно. Разумеется, вы знакомы с планировкой конторы. Если бы мистер Мерсер, убив Эшби, ушел через дверь во внешний коридор, он был бы вынужден возвращаться через приемную, где его мог увидеть кто угодно, в том числе и мисс Кокс. Уходя через внутреннюю дверь, он, вероятно, никого бы не встретил. И его видел только