Мамору Игараси тоже исчез из поля зрения после ужина. Японец объяснял это тем, что загодя у Деева ключи от медпункта и после ухода с камбуза калибровал там свои приборы. По времени: где-то с половины двенадцатого ночи и до самого возвращения упившегося в стельку эскулапа. То есть у него было больше часа на любой «криминальный маневр».

Ну, а Александр Кузьмич вообще, то под одним, то под другим предлогом свободно передвигался по лагерю все то время, когда, собственно, и могла случиться трагедия.

Гарри еще раз сверил таблицу с расстановкой фигур на шахматной доске и невольно улыбнулся. Его интуитивные прикидки практически полностью перечеркивали собранные и, теперь уже, сопоставленные факты. Поглядывая на свою островную «аналитику», Агатин переставил на линию №1 черных коней (водолазы Сергей и Стас), черного слона (Ходкевич) и ферзя (штурман Шторм). И с большим сожалением был вынужден выдворить с нее сразу семь «белых»: Федорчука, Деева, Филиппова, Чавадзе, Ингу и обоих трактористов.

Теперь горизонталь №8, дальняя от Гарри, представляла собой смесь 15 белых и черных фигур и пешек. Сперва он решил заново перемаркировать шахматы. Но, немного подумав, решил ничего не менять. Внутреннее чутье подсказывало, что именно в такой «черно-белой» палитре – между собранными фактами и его внутренней интуицией – и кроется тот неуловимый намек на что-то важное, пока неподдающееся разгадке.

На ближней «незапятнанной» подозрениями линии оставалось только 9 фигур.

Аврал

В отличие от Агатина, основная часть полярников начала новый день дисциплинированно, в строгом соответствии с распорядком дня. А трактористы, водолазы и начальник базы Федорчук и того больше: еще до завтрака «пробудили» второй, остававшийся на ходу бульдозер, и начали очистку взлетно-посадочной полосы от снега.

В каком-то смысле эта утренняя бригада, метр за метром восстанавливающая ледовую ВПП, сознательно приближала время всеобщей экзекуции. После того, как вслед за Петерсоном погиб еще и брат Буткуса, «Москва» решила выслать на Полюс следователей Главной прокуратуры не с ближайшей оказией – через три-четыре дня, как планировалось изначально – а в самые, что ни на есть кратчайшие сроки. Уже через несколько часов после получения сообщения Федорчука о второй за сутки смерти, перетрухнувшие столичные чиновники сразу и самолет резервный нашли, и топливо сверхлимитное, и погодные «окошки» на маршруте к Полюсу отыскали.

Теперь дело оставалось только за готовностью ВПП. Той самой, по которой сейчас, будто овцы, идущие на заклание, обреченно продвигались члены авральной команды.

Ожидание гостей с большой земли чувствовалось во всем. В немногословности и угрюмости утренних диалогов; абсолютной чистоте, которой неестественно переливалась территория базы; в нескрываемой безжалостности, с которой трактористы бросали ДТ-75 на ледяные выступы и стуженые снежные переметы. Даже у кудесницы Галины в это утро от переусердия подгорели блины, а ее фирменный кисель больше походил на забродивший «смузи».

… На камбузе Агатина терпеливо дожидалась Аля. Рядом с ней в отсутствии каких-либо важных дел потягивали утренний кофе парашютистки и Деев. Наверное, не раз мысленно отрепетировав свой утренний монолог, девушка начала рассказывать Гарри, а заодно и всем остальным, как она пыталась его добудиться; как мило, «будто кенгуренок», прятался он в свой спальный мешок; как вместе с Галиной Васильевной она специально для него нажарила свежайшую порцию блинчиков; и как она обижена на Игорька, который обещал, но так и не взял ее с собой на Полюс…

– На какой Полюс? – первое из всей бесконечной говорильни слово, имевшее для Агатина значение, сразу вывело его из «автономных» дум. – … Аля, остановись! Я спрашиваю: куда тебя не взял Шторм?

– Ну, на Полюс – к Ольгерду и Родиону. Я вчера договорилась, что слетаю с ними туда. Скучно же? А он утром говорит: нельзя…

– Деев! Ты в курсе, кто улетел на Полюс? – сообразив, что от подруги внятных объяснений не добиться, Гарри набросился на медика.

– Чавадзе со Штормом и Филиппов с Кривоносом. Взяли две упряжки, собак, корм, оборудование и еще до подъема улетели… Вжик – и след их простыл…

– А меня ты почему не разбудил!? Кто им разрешил взлет? Федорчук!?

– Да, как-то быстро все произошло. Я и сам сразу не понял. Слышу только винты вдалеке загудели… Пока оделся, вышел из медпункта, они уже и улетели…

Генрих с досадой швырнул надкусанный блинчик в тарелку Алевтины и рванул на ВПП – к «предателю» Федорчуку.

Ах, как же он был зол на него! И как ненавидел себя за то, что опять повел себя, как мальчишка, безоглядно раскрывшись перед Кузьмичом. Он-то думал, что Кузьмич в нем своего увидел, от всего сердца пригласил посидеть вместе, пообщаться по душам… А выходило, что и здесь у того был свой расчет: подпоить, усыпить бдительность, но продолжать действовать так, как будто ничего не случилось и он, исключительно он – Федорчук! – продолжает оставаться единовластным хозяином арктической базы.

– … Александр Кузьмич! Прошу уделить мне несколько минут! – на подходе к авральной команде, Агатин собрал последние остатки терпения и решился обойтись без прилюдного скандала.

– Что? За Филиппова песочить будешь? – Федорчук, наоборот, решил выслушать столичного выдвиженца при всех. Глядя на взбешенного Агатина, он улыбался и, как видно, совсем не собирался оправдываться.

– Причем здесь «песочить»?! Вы без моего ведома отпустили подозреваемых! Вы сознательно нарушили полученные инструкции! Вы понимаете, что наделали и чем ваша выходка может обернуться лично для вас?

– Слушай, Гарри… Я тебе при всех так скажу: все невеселые последствия случившихся событий я хорошо понимаю и с мыслью о неминуемости тюремного срока уже смирился. Да. Представь себе… Покумекал сегодня в ночи и понял: посадят меня при любых раскладах. И как бы я тут свою сознательность сейчас не демонстрировал, как бы следствию не помогал, на нары загремлю однозначно… Вот видишь, своими, так сказать, руками сейчас эту дорожку к иной жизни и торю… – начлага кивнул на участок вычищенной ВПП. – Так дай же ты мне, дружище, в оставшееся время хоть как-то оправдать те силы и средства, которые были затрачены на экспедицию и спасти нашу арктическую честь…

– Александр Кузьмич, а если из этой четверки кто-то действительно виноват в гибели Петерсона или краже ключа? Если улетели они не к Буткусу, а куда-то в сторону государственной границы?

– Во-первых, нет тут никакой границы. Тута, Гарик, все