Перемены в его настроении не остались без внимания Федорчука. После обеда он дождался младшего товарища на выходе из камбуза и пригласил отойти в сторонку.

– Знаешь, Гарри, хочу извиниться перед тобой. Я действительно не прав, подвел тебя с этим отлетом. Прости… Однако и по–другому я тоже поступить не мог. Не знаю какое решение примут эти столичные сыщики, но я просто уверен: чем глубже наша экспедиция уйдет в работу, чем шире будет ее география, тем сложнее будет ее свернуть. По крайней мере, не получиться у энтих рвачей организовать нашу эвакуацию быстро.

– Понимаю, Александр Кузьмич… Я тоже малек лишнего на себя взял, извините.

– Ну, и хорошо. Спасибо, что понял…. А Алька-то светится от счастья! Хорошая дивчина. Смотри не упусти. Если вовремя лад дать, хорошая жёнка получиться, – совсем по-отечески подбодрил Федорчук.

– Да, уж… Такая красавица под боком, а я в «войнушку» решил поиграть… Хватит. Вечером прилетят москвичи, сдам им свою «папочку» с делом и буду из Алевтины человека делать, – мужчины рассмеялись, пожали руки и пошли по своим палаткам на священный для каждого полярника послеобеденный отдых.

Вот только вторая половина дня, прошла совсем не так, как мечталось Агатину и Федорчуку: вторая авральная смена не смогла продолжить очистку ВПП, потому что кто-то в обеденный час пробил в нескольких местах радиатор трактора; от Чавадзе пришло сообщение, что они не смогут вернуться в Ледовый лагерь, так как на вертолете отказал насос гидросистемы несущего винта; а конец вторых после гибели Пэра Петерсона суток ознаменовался пожаром: сгорел склад с запасами провизии, инструментами и запчастями, часть амуниции водолазов и парашютисток, а, самое страшное, – взорвались почти все бочки с авиационным и дизельным топливом, которые стояли рядом со спецконтейнером. И, судя по всему, незадолго до детонации его кто-то вскрыл.

От романтической атмосферы к вечеру не осталось ни следа.

Конец иллюзиям

Вот кто-кто, а столичный куратор из Географического общества, однозначно обладал малютовской «фантазией». Сказать, что во время очередного радиосеанса он пусть и виртуально, но не распял на дыбе Федорчука, значит не сказать ничего. Когда Кузьмич доложил о неготовности ВПП к приему самолета со следственной группой и датским консулом, ему дистанционно ампутировали все конечности и органы, включая те, что так боялся отморозить в якутской тундре штурман вертолета. Печень начлага «набилась иголками дикобраза», «пятая точка» дымилась тротиловыми шашками, а голова, лично «обглоданная» высоким столичным начальником «коченела без ушей, носа и глаз в ледяной полынье».

Как оказалось, разрешение на взлет спецборта куратор дал за час до тревожного звонка Федорчука, поэтому крылатую машину и ее VIP-пассажиров пришлось с бо-ольшим скандалом возвращать назад на столичный аэродром с полпути.

Наглые диверсии скоро вернули Агатина в реальность. Мечты о беззаботном отдыхе растаяли как мираж. Как, впрочем, и наивная версия о том, будто гибель Петерсона и пропажа ключа от контейнера стали следствием трагических случайностей или действий подкупленных воришек-любителей.

Теперь самый радикальный сюжет – спланированное уничтожение эксклюзивной разработки датских инженеров и срыв многомилионной сделки – «материализовался» окончательно.

Реализовать такой дерзкий сценарий могла только группа матерых преступников. «И все они здесь – на Ледовой базе. Все заодно и против меня», – испугал себя собственным же выводом Генрих Агатин. Он находился по одну сторону баррикад, а по другую…

За непроглядной пеленой по-прежнему оставались те, кто сгубил Петерсона. Кто вывел из строя последний трактор и лишил лагерь практически всех запасов продуктов и топлива. Кто мастерски замаскировался под своих и делает все, чтобы замести следы нескончаемой череды преступлений.

Пожалуй, единственной, кому сейчас мог довериться Агатин, была его юная подружка. Полностью, полагаться на оперативно-розыскные способности Алевтины вряд ли стоило. Но пять лет учебы в лучшем милицейском вузе страны давали Генриху повод надеяться хотя бы на первичную базу необходимых в данной ситуации знаний.

«Уж явные не состыковки в моем расследования она должна заметить. Да и с природным чутьем у женского пола получше дела обстоят», – решил Гарри.

Свежий взгляд на собранные факты, помноженный на интуитивный анализ, – вот чего в этот момент действительно не доставало Агатину. Он вспомнил, как читал в одном из учебников, что после долгой работы над тяжелой интеллектуальной темой ум самого гениального человека перестает функционировать с прежней продуктивностью. Как писал автор, «колеса» вертятся, но не производят свежего помола: «ум сыт по горло».

И, действительно, от колоссального объема информации, бесконечных мозговых штурмов, «железобетонных» алиби подозреваемых, логических умозаключений и исключений, голова у Агатина шла кругом. А какого-то внятного осмысления общей картины случившегося, равно как и вариантов дальнейших поисков преступников, не было.

«Глубокий ступор», – выписал себе диагноз сыщик.

После ужина Агатин немного пришел в себя. Собрав остатки воли, он уединился в палатке и еще раз тщательно проштудировал сделанные за последние два дня записи. Результатом очередного мозгового штурма стал еще один вымученный разворот тетради с фигурками, схемами и краткими выводами по каждому подозреваемому.

С этой шпаргалкой некогда грозный преподаватель криминалистики пришел перед самым отбоем к своей любимой ученице:

– Алевтина, выйди на минутку, – в женскую палатку в столь поздний час он постеснялся заходить. – Аля, слышишь меня?

– Слышу. Сейчас оденусь, подожди немного, – отозвалась девушка под хохоток своих соседок.

В ожидании ученицы, которой в текущих обстоятельствах больше подходил статус официальной невесты, Агатин еще раз пробежался по сжатым формулировкам своих выкладок. Как ни крутил сыщик свой «логический многогранник», а получалось каждый раз одно и тоже – в числе явных подозреваемых оставалось не меньше 8 человек: начальник Ледовой базы Федорчук, японский геофизик Игараси, экспедиционный врач Деев, все три парашютистки и оба тракториста.

На вечернее свидание Алевтина вышла, как и подобает влюбленной девушке: яркий лыжный костюм, пышная меховая шапка и длинный шерстяной шарф, эффектно спадающий по обе стороны точеной талии.

– Ну, неугомонный мой? Чего изволишь на ночь глядя? – от ученицы пахнуло ароматом любимых духов, и Гарри на какое-то мгновение растерялся.

– Ты, красавица, обороты-то сбавь, – взяв себя в руки, осадил он подругу.

– Сейчас вообще назад вернусь, – обиделась девушка.

– Экзаменовать тебя буду, – «жених» перешел на более снисходительный тон, взял любимую крепко за руку и повел в сторону от палаток.

– С вами, товарищ учитель, да под покровом полярной ночи, я готова хоть на три билета ответить! – громко отрапортовала Алевтина, чтобы ее услышали подружки.

Из женской палатки послышался громкий гогот. Смущенный