такого не всплыло, пока я с этой девицей ковырялась.
– Самоубийство? – уточнил сыщик.
– Скорее всего. Следов насилия или каких-то прижизненных отметин и травм на трупе не нашли. Девчонка свалилась в речку и захлебнулась. Были, конечно, следы от удара об воду, но это, сами понимаете, Лев Иваныч, не насилие.
– Ну еще бы. А выяснили, почему она это сделала?
– Я беседовала с ребятишками из ее компании. Они сказали, что девочка была в долгой депрессии. Мол, творческий кризис и все такое прочее. Тем более молоденькая, двадцать два ей было.
– Да, в этом возрасте все невзгоды кажутся чуть ли не катастрофой.
– Вот именно. Правда, эти принеформаленные ребятишки таких теорий нагородили, что хоть стой, хоть падай, одна хлеще другой. Хоть многотомный роман пиши.
– Типа инопланетян или барабашек? – не удержался от усмешки Лев Иванович.
– Да, нечто вроде, с сильным уклоном в мистику. А чего это вы вдруг заинтересовались этим делом? Если не секрет, конечно.
– Не секрет, Катюш. Просто мы тут расследуем одно убийство, и один товарищ в нем признался. И не только в нем, но и в убийстве этой Лифановой пять лет назад.
– Но… – понимающим тоном произнесла следователь Катя и сделала многозначительную паузу.
– Но дело в том, что этот якобы убийца, как бы тебе сказать…
– Псих, – подсказала собеседница.
– Наркоман бывший. А может, и не бывший.
– Да, и такое может быть, – согласилась Катя. – Не сегодня завтра признается еще и в покушении на Ленина вместе с Фанни Каплан.
– Я бы не удивился.
– Я тоже. Каких только не повидала чудачков за свои годы работы.
– И не говори. Просто потерпевшую знал, вот и навоображал невесть что, непонятно только зачем.
– Ой, Лев Иванович, да кто их разберет, этих обдолбышей? У них вечно то Меркурий во втором доме, то черти по углам бегают.
– Это точно. Слушай, я на всякий случай все же спрошу: из этих знакомых Лифановой не попадался такой Николай Терентьев? Правда, он постарше Киры лет так примерно на пятнадцать-двадцать.
– Терентьев… – повторила следователь и немного помолчала. – Нет, кажется, такого не было. Тем более такого старого. Ну, по сравнению с этими сопляками. Это он, что ли, берет на себя смерть этой девицы?
– Он самый. Ладно, Катюша, спасибо тебе огромное.
– Было бы за что. Звоните, если еще что-нибудь надо будет.
– Обязательно.
Что и требовалось доказать, мысленно отметил Гуров, повесив трубку. Виновных нет, следов насилия тоже, дело прекращено, Терентьев не засветился. Да и вину его будет доказать сложно, пусть даже он хоть сто раз признается и чистосердечное напишет – прямых улик и доказательств нет.
Сыщик посмотрел на Крячко, который копошился в компьютере, периодически глядя на экран телефона.
– Что, Лев Иванович, хорошего нам скажете? – поинтересовался напарник, не отрываясь от своего занятия.
– Смотря что хотите услышать, Станислав Васильевич, – улыбнулся Гуров.
– Что, совсем голяк? – все же повернулся Стас. – Не насильственный случай, дело в архиве пылится?
– Угадал. Терентьев, разумеется, там нигде не то чтоб не засветился, а даже на горизонте не мелькнул. Поэтому, даже если он и спихнул эту Киру с моста, хрен докажешь теперь это, несмотря на все его признания. Потому что на трупе не было следов насилия. Удары об воду, естественно, не считаются. А чтобы от толчка остались синяки или отметины, это нужно обладать уж очень чувствительной кожей.
– Да, тут даже эксгумацию делать без толку, – заметил напарник. – Да и поздно, по скелету точно не определишь. Вот если бы он ее под машину толкнул или в воде какие-нибудь столбы торчали…
– Ой, Стас, если бы да кабы…
– Да знаю я, Лева. Катька Полянская, что ли, ей занималась?
– Да.
– Ну, она бабенка дотошная. Выжмет все, что надо. Кстати, а убийство Савиной не ей ушло на следствие?
– Нет, – отрицательно помотал головой Лев Иванович. – Хотя я тоже спросил. Оно у Влада Сорокина.
– Да, он тоже ничего, хоть и копуша редкостный.
– Копуша или нет, но догадается, что Терентьев – не убийца. Кстати, а что с номерами?
– Вон сижу, пробиваю. – Станислав кивнул на монитор. – Хорошо еще, что тогда ночь была, не так много тачек проехало.
– Сколько?
– Штук десять, не больше. Да и дорога к дому Савиной не особо оживленная. А уж глубокой ночью в дождливую погоду, сам понимаешь.
– Ну да. И кто у нас владельцы?
– Ну, троих сразу можно отбросить, поскольку это дамы. А студентку нашу явно не женщина душила. Если только она не какая-нибудь спортсменка-каратистка, в чем я очень сомневаюсь.
– Значит, остается семеро.
– Да, именно так. Вот, собственно, эти граждане. – Крячко протянул Гурову телефон.
Сыщик проглядел список.
– Да, знакомых фамилий нет, – заметил он.
– А жаль, – усмехнулся Стас. – Было бы куда проще.
– Еще бы.
– Я сейчас смотрю, не засвечены ли они где-то у нас. У гаишников – это отдельная тема. Там разве что штраф за превышение или непристегнутый ремень, в крайнем случае – раньше лишались прав за пьяную езду, но это не наша епархия. Троих я уже проверил, пока пусто. Не судимы, не привлекались, даже по «административкам».
– Надо всех проверить.
– Чем я и занимаюсь.
– Еще вот что можно сделать. – Лев Иванович положил телефон на стол и посмотрел на напарника.
– Что?
– Можно с родителями убитой пообщаться. Думаю, они уже маленько оклемались, в состоянии будут поговорить. Потому что тогда, когда я беседовал, мать была в трансе, а отец вообще слова сказать не мог. Даже по телефону.
– Неудивительно, – согласился Станислав. – Как-никак родная дочь, собственный ребенок, а не посторонняя Маня. Поедешь к ним?
– Съезжу. Ты занимайся водителями, а я для начала позвоню. Ну а потом уже поеду.
* * *
Родители Наташи Савиной жили в другом районе. Конечно, Гуров бы не сказал, что их с дочерью разделяло огромное расстояние, но добираться друг до друга им было явно больше получаса. К старшим Савиным он поехал уже на следующий день, поскольку предыдущий выдался довольно насыщенным – камеры, видеозаписи, неожиданное признание Терентьева, история Киры Лифановой… А беседовать с родственниками погибшей стоило все же на свежую голову.
Погибшая студентка была похожа на мать – это сыщик отметил сразу. Правда, Юлия Викторовна была пониже ростом. Отец, Николай Иванович, крепкий, полноватый и уже начинающий лысеть мужчина, встретил Льва Ивановича первым.
– Может, я не вовремя? – уточнил Гуров после того, как поздоровался и представился.
– Ничего, проходите, – грубоватым, но доброжелательным тоном ответил Савин и отошел, пропуская визитера в квартиру. За ним тенью маячила его супруга.
Ближайшая дверь приоткрылась, и оттуда появилось лицо мальчика-подростка, лет четырнадцати на вид.