«Дрыхнешь? — засмеялась Шурка. Никогда раньше я не обращал внимания на ее смех. Смеялась ли она раньше? Теперь это невыносимо было слышать! — Сделал дело — гуляй смело…

— В каком смысле? — не понял я. — Какое дело?

— Ну-ну, не надо скромничать. Жди меня в полдень у филармонии. Мне надо кое-что тебе передать. И почитай сегодняшние газеты, если еще не в курсе…

Отказавшись от завтрака, я стрелой помчался вниз, к газетному киоску. Накупив целую охапку местной прессы, уселся прямо на газон. В то утро мне было не до церемоний.

Во-первых, я узнал, что наступил понедельник, и очень этому удивился. Мне казалось, что со времени нашей последней встречи с Лизой Кляйн минула неделя, а выходит — всего три дня! Заглянув в криминальную хронику, сразу наткнулся на заголовок: «Погиб глава фирмы «Фаэтон». «Вчера вечером, возвращаясь с дачи, попал в автомобильную катастрофу… Отказали тормоза у старой «Волги»… У милиции есть версия заказного убийства…» В другой газете я нашел сообщение о заместителе фирмы «Фаэтон» Ларисе Витальевне Божко. Минувшей ночью в ее доме вспыхнул пожар. Возгорание произошло от взрыва. По всей видимости, кто-то бросил в окно бутылку с зажигательной смесью. Хозяйка квартиры госпитализирована, находится в крайне тяжелом состоянии.

Я понял, что Лиза сдержала обещание. Она была из тех женщин, что не бросают слов на ветер.

В полдень у филармонии я вспоминал, как Шурка в прошлый раз меня проколола и я крыл ее последними словами за дурацкий розыгрыш. Теперь я не испытывал раздражения, а напротив, был бы рад отложить нашу встречу. Но Шурка опоздала всего на три минуты. Знакомый мне «Мерседес-Бенц» с затемненными стеклами остановился как вкопанный, и передо мной распахнулась задняя дверца.

За рулем сидел худощавый мужчина средних лет. Рядом с ним Шурка. На заднем сиденье — девушка в черных очках.

— Садись, — предложила Александра. — Давно ждешь?

Я лишился дара речи, когда увидел в зеркале лицо шофера.

— Это Степан! Не узнаешь? Вы ведь были когда-то знакомы.

— Привет, старина! — проскрипел худощавый мужчина, в котором смутно узнавался алкаш Степка-фрезеровщик. Его некрасивое лицо напрочь выветрилось из моей памяти. Какая все-таки загадочная штука — наша память! А ведь он так похож на свою мать! Прямо одно лицо! И волосы еще рыжеватые, хоть и подернуты сединой! «Рыжику на день рождения от дяди Коли…» Рыжик попал под машину, но выжил, только лишился ноги…

Не успел я собраться с мыслями, как был ошарашен новым открытием.

— А это — наша дочь, Наденька! Ты ее, кажется, видел в младенчестве, но вряд ли узнаешь. Соплюха превратилась в барышню!

Девушка, рядом с которой я сидел, сняла очки. И в ней я сразу признал мою странную спутницу по имени Надежда.

— Я много о вас слышала, — потупив взор, произнесла она.

— Господи, кто бы мог подумать! — начала лицедействовать Шурка. — Несуразный парнишка из моей бригады, неумеха Женька Немет, и вдруг на тебе — известный журналист!

— Чего только в жизни не бывает! — поддержал супругу Степан.

— Да, чуть, не забыла! — всплеснула руками Вавилова-старшая. — Лиза просила передать тебе кое-что!

На мои колени шлепнулся конверт. В нем лежали доллары и не было никакой записки.

— А где она сама?

— Летит в Индию, к мужу. Очень соскучилась, не видела его почти год. А ты, я вижу, успел облачиться в траур?

Она впервые заметила, что я в черном? Нет, вряд ли. Шурка все замечает. Она просто издевалась надо мной.

— Лиза немного поторопилась… — Я имел в виду не поездку к мужу, а кое-что другое, но Александра захохотала. «Боже, откуда у нее этот ужасный смех?!»

— Так что я не заработал этих денег…

Теперь уже и Степан смеялся, скрипуче, с потугами, будто его вынуждали.

На миг мне показалось, что я попал в мир каких-то свиноподобных существ. Я хотел швырнуть доллары в их мерзкие рыла! Я так бы и поступил, если бы не почувствовал прикосновение холодной, влажной руки. Она крепко, до боли, сжала мое запястье. И я проглотил обиду.

— Не скромничай, Женечка! Ты отлично поработал и вполне заслужил эти деньги!

— Куда мы едем? — услышал я свой голос и едва узнал его.

— В одну армянскую обжираловку, — пояснил Степан. — Выпьем за встречу. Вы — вино, а я — святую водицу.

— Фу, Степа! Ты — вульгарен! — по-детски надула губы Шурка.

Надя отпустила мою руку, и мы впервые встретились взглядами. «Мне не полезет кусок в горло!» — «Мне тоже! Но надо терпеть, если хотите докопаться до истины!»

Между тем Степа, чтобы не скучать, включил магнитофон. Безголосая девица под аккомпанемент электронной пукалки лепетала что-то любовно-детсадовское, причем с дефектами речи ей повезло больше, чем с музыкальным слухом. «У дурных людей — дурные песни», — изрек некогда Шиллер. И я много раз убеждался в правоте этих слов. Шура пританцовывала (точнее, ерзала задом) и подпевала певице. У нее было прекрасное настроение.

В ресторане нам выделили отдельную кабинку. Сам хозяин заведения, толстый армянин с печальными глазами, засвидетельствовал свое почтение супругам Вавиловым. Я понял, что в связи с последними событиями произошли какие-то крутые изменения. Но какие именно? Во всяком случае, семья Вавиловых, за исключением одного члена, торжествовала. Я только не понимал, почему мне было оказано такое доверие? Может быть, моя известность тешила их тщеславие?

Супруги сели рядом, а мы с Надей устроились напротив. Нам подали харчо, шашлыки из осетрины и поставили керамический кувшин с настоящим кахетинским вином. Степан вздыхал и облизывал губы, разливая вино в чужие бокалы. Пили только мы с Шурой, потому что Надя наотрез отказалась, сославшись на завтрашний экзамен.

Степан вспоминал прежние времена, завод, беззаботную, хмельную молодость. Александра ловко прервала его, заметив, что с нашего завода вышло много знаменитых людей, особенно, политиков и бизнесменов. Во времена Ельцина некоторые перебрались в Москву и нынче процветают в столице, а кое-кто остался процветать здесь. С ее уст не сходило имя директора местного телевизионного канала, который в те самые времена возглавлял идеологический сектор заводского комитета комсомола.

— Ты же его хорошо знаешь, — обратилась она ко мне, — да и он тебя наверняка помнит. Почему бы не нанести ему дружеский визит? Ты — известный журналист, он — телевизионный функционер. Вы могли бы найти общий язык. Внешность у тебя подходящая, чтобы украсить любую телепрограмму. Глядишь, покажут по ящику! И нам подсобишь с рекламой…

Видно, планы относительно меня у Шуры резко изменились. Раньше она требовала, чтобы я поскорее убрался из города, а теперь сама берется устроить