В конце концов я решил разнюхать, что да как, и сыграть по-умному. Убийца не оставил на теле никаких улик, потому что знал, что делает. А значит, он уже делал такое раньше. И значит, сделает это снова. Нужно восстановить сцену преступления. Проследить улики и посмотреть, куда они ведут. Может быть, они приведут меня в какое-нибудь интересное место.

Итак, как я уже говорил, мать родила меня в тюремной больнице. Забежим немного вперед, на девять месяцев спустя, когда она уже хлебнула тюремной жизни и все такое прочее. На что стоит обратить внимание, так это на то, какой стервой оказалась ее собственная мать. У той было два варианта: либо поддерживать дочь, подвергшуюся сексуальному насилию, либо осуждать ее за убийство. Она нашла третий: смылась из города, оставив только слезливую записку домовладельцу по поводу задолженности за аренду.

Знала ли она о моем существовании? Не сомневаюсь, что власти штата пытались с ней связаться. В глубине души я надеюсь, что они дозвонились до нее. Понимаете? Дозвонились и сказали: «Поздравляем, вы стали бабушкой!» Надеюсь, они заставили ее сказать, что она не хочет обо мне заботиться. Заставили ее произнести эти слова вслух.

Потому что если бы она не сбежала, то жизнь у меня была бы более нормальной. Возможно, меня не отдали бы Нэнси и Эдди. Это были родители Роберта. В некотором роде католики. Возможно, они думали, что взять меня к себе – это богоугодное деяние. Понятно, что они попросили об этом сами, написали письмо в службу социальной опеки и все такое. Много лет спустя я увидел копию этого письма. Важно показать, что чудеса могут случаться даже в самых ужасных местах. Вы верите в подобную чушь? Думаю, они взяли эту фразу из открытки от «Холмарк».

Нэнси и Эдди. Они жили в маленьком захолустном канзасском городке под названием Юдора. Дурацкое название для города, если хотите знать мое мнение. Для обозначения этой дыры придумали особое название – «пыльная чаша». Юдора напоминала что-то теплое и липкое, зерно и скот. Старые автомобили с раздолбанными подвесками и субботние танцы в закусочной накануне утренней церковной службы.

Детство в Юдоре – не самое интересное время. Унылое, скучное, но не прямо-таки неприятное, поймите меня правильно. Просто…

Вы когда-нибудь смотрели эти отстойные телефильмы, такие еще раньше показывали на Си-би-эс или где-то еще? Подавали как нечто грандиозное. Фильм недели на канале Эй-би-си! Они были ужасны, но Нэнси их обожала. Например, сообразительная девочка пытается поступить в Гарвард, но ее родители – нищие алкоголики. Или – пара с проблемами в браке поселяется по соседству с восемнадцатилетней соблазнительницей. Или – женщина, которая влюбляется в монаха-бенедиктинца. Все они одинаковы, все они отстой, и место действия во всех – Юдора.

У меня не сохранилось приятных воспоминаний об этом месте. О теплых летних деньках, качелях на заднем дворе, о полях, ручьях или о том, как мы лазали по деревьям.

Все это словно снято на пленку «Super 8» со слишком высокой цветовой насыщенностью. Может, это какая-то моя особенность, но визуальные образы никогда не задерживались у меня в памяти надолго.

Но зато я хорошо запоминаю ощущения. Вечерний воздух на обнаженных руках, шум ветра, колышущего кукурузу, запах земли после грозы.

Нэнси была старая, я помню. Ей было, наверное, не больше шестидесяти, но я давал ей тогда все сто. Дети плохо разбираются в таких вещах. Старение – удел стариков.

Но дело было не только в том, как она выглядела. Похоже, она махнула на себя рукой, когда заметила, что смерть уже идет к ней по дорожке, и послала все к черту.

Она сдалась, и это проявлялось во всем: в ее манере одеваться, разговаривать, даже в походке. Она как будто уже прожила полноценную жизнь. Ее руки были почти искалечены артритом, и она каждый вечер мазала их какой-то вонючей пастой. Одному Богу известно, был ли от этой пасты толк и где Нэнси ее брала. Я представлял, как ее пальцы день за днем будут сжиматься, пока не останется только пара кулачков. Я представлял, как она будет пытаться намазаться этой чертовой пастой и смеяться. Как будет застегивать пуговицы или завязывать шнурки. Все действия, для выполнения которых требовалась мелкая моторика и прямые пальцы, выводили меня из себя.

Теперь-то я понимаю, что для меня это было облегчение. Может быть, думал я, ей уже не удастся шлепнуть меня этой своей скрюченной рукой. Если бы она не шлепала, а била, вот тогда я бы забеспокоился. Представьте себе боксера, который все время ходит в этих своих чертовых перчатках. Но у Нэнси был другой стиль. С течением времени силы постепенно начали ее покидать. Она все глубже погружалась в свое кресло у телевизора и следила оттуда за дверным проемом.

Глава 13

Келли Скотт не вела дневник, она писала в социальных сетях. Понятие приватности в ее глазах, по-видимому, несколько устарело.

Пароль от ее аккаунта и почтовый ящик, заполненный информацией о скидках на «виагру». И пусть Келли умерла, ее жизнь, сохраненная на серверах и загруженная на флешки, продолжалась. Теперь все это лежало у меня в кармане.

Утро я провел в полицейском участке, сгорбившись за компьютером и глотая дерьмовый кофе чашку за чашкой. Двадцать пять кусков, лежащие за подкладкой пальто, добавляли бодрости. Кто-то со мной не согласится – мол, глупо носить с собой столько денег наличными, но, по правде говоря, я вполне допускал, что Джо может вломиться ко мне в квартиру в мое отсутствие и попытаться забрать то, с чем ему пришлось расстаться.

Келли Скотт лежала этажом ниже, и все, с кем я разговаривал, в один голос твердили, что это дело рук Кевина Фостера. Я начал с того, что отправил запрос на получение материалов по его делам. Оригиналы пролежали в пыльном подвале лет двадцать; оставалось только надеяться, что полицейский департамент Купера не страдает от сырости.

В ожидании документов я решил изучить жизнь Келли и начал со дня ее смерти. Летом она собиралась в Австрию со старшей сестрой; обе с детства были очарованы «Звуками музыки». Келли работала кассиром в местном банке и с обязанностями справлялась хорошо – недавно ее повысили до должности супервайзера. Отмечать это событие она ездила в Рапид-Сити. Я просмотрел ее фотографии – скорее из любопытства, чем по какой-либо другой причине. Обнаружить на снимках сталкера, который бы околачивался возле нее днем и ночью, я не рассчитывал.

Ближе к полудню кто-то постучал мне по столу жестянкой. Я даже вздрогнул от неожиданности. Пришел Ллойд, детектив с сальным лицом из отдела краж и грабежей. Я уже видел его на заднем дворе Келли Скотт. Откашлявшись, он потряс передо мной жестяной коробкой.

– Собираем. С тебя тоже взнос.

– На что?

– Для парней из транспортного. Скидываемся на стриптизершу ребятам в больницу.

Я и не вспоминал о них со вчерашнего утра. Эгоистичный засранец – но не вам мне это говорить. У меня на губах до сих пор остался вкус крови, жгучий и горький, как подгоревший кофе. Такой вкус невозможно забыть.

Я отвернулся.

– Да ты не волнуйся, – поспешно добавил Ллойд, по-своему истолковав мое молчание. – Все будет по высшему разряду.

– Как они? – спросил я.