удалось, только нос катера еще глубже ушел под воду. Дима беспомощно взглянул вверх.
— Мне одному не поднять!
— Что с Линой?
Дима ничего не ответил и снова ухватился за край борта, но не удержался и, поскользнувшись, еще больше утопил катер.
Максим крикнул:
— Осторожнее, там дальше очень глубоко.
Сергей, ни слова не говоря, разделся и, сильно оттолкнувшись, прыгнул в воду.
Вдвоем они вытащили Лину из-под катера. Помочь ей было уже нельзя.
Разбитый катер ни на что не годился. Максим пошел за байдаркой, чтобы доставить на остров тело.
Алексей Петрович догнал его.
Максим повернул к нему бледное лицо и сказал:
— Я видел, как Лина садилась в катер, но мне не пришло в голову, что она не умеет водить.
— Вам удалось поговорить с Николаевым?
Максим отрицательно покачал головой:
— У них там переполох. Из следственного изолятора сбежал Степан. Им было не до нас. Но теперь-то уж они кого-нибудь пришлют, если найдут свободный катер.
— К сожалению, поздно.
Максим хмуро сказал:
— Вы же хотели задержать гостей, так радуйтесь, что вам это удалось. На двухместной байде не много увезешь. А вокруг — ни души, и лесник вернется только завтра. Так что придется дожидаться утра.
Алексей Петрович рассердился:
— Помилуйте, что значит «радуйтесь»? Я хотел задержать, но не такой ценой. Еще сутки не прошли после того, как Лялю…
Максим перебил его:
— Хорошо, хоть байдарка собрана, а то пришлось бы повозиться с ней. — Сказал и, не оглянувшись, свернул к сараю.
— Вам помочь?
— Нет, не надо.
Алексей Петрович поднялся на второй этаж и подошел к комнате, в которой остановились Дима с Линой. Дверь была не заперта. Он вошел. В углу комнаты стояла большая спортивная сумка. На полу валялся стакан, а в открытом шкафу висели две полотняные куртки. Алексей Петрович обследовал карманы и из женской куртки вытащил клочок картона. С одной стороны на нем были нарисованы два мужских профиля, а на другой несколько строчек — лестницей, как стишок: «Если бы ты не был такой дурак, мой милый, то давно бы понял, что это любовь». Алексей Петрович пригляделся к рисунку и узнал Диму и Максима. На улице раздался шум. Он выглянул в окно. Максим вез к воде байдарку. Значит, у него еще есть время. Он расстегнул молнию на сумке. В потайном кармашке лежала упаковка сильнодействующего успокоительного. По обычному рецепту такое не получишь. Наркотик. Он посчитал: в упаковке не хватало шести таблеток. Внизу хлопнула дверь. Он положил все обратно и вышел из комнаты. На кухне кто-то говорил. Он приоткрыл дверь на лестницу и услышал голос Сергея:
— …лучше будет. Все равно тебя этот хрыч старый вычислил. И мужики подтвердили. Не было тебя на берегу! Не было! А я собственными глазами видел… Ты Ляльку заколола. Взяла шампур и побежала через камыши на камни. Мне только в тот момент в голову не пришло, что оттуда можно…
— Сережка…
Раздался глухой удар, потом еще один, и с грохотом посыпались какие-то предметы.
Алексей Петрович поспешил на кухню. Наташа лежала на полу, безжизненно откинув голову. Сергей поднимал с пола кастрюли.
— Сергей, как вам не стыдно? Что за дикость!
— Вы меня лучше не трогайте, а то я за себя не отвечаю.
Алексей Петрович наклонился к девушке.
— Наташа! Вы меня слышите?
Она слабо застонала.
— Сергей, помогите мне отнести ее в мою комнату, ей нужно прийти в себя, — и, предупреждая возражения, добавил: — Ваши действия уголовно наказуемы, и если вы хотите серьезных неприятностей, то я могу вам их устроить.
Сергей молча отстранил Алексея Петровича и, легко подняв Наташу на руки, перенес ее к нему на диван. Алексей Петрович намочил полотенце и выпроводил Сергея из комнаты.
Наташа открыла глаза и заплакала.
— Почему? Ну почему я такая невезучая?
— Наташенька, вы так молоды, все пройдет. Все проходит. Поверьте мне, старику.
— Что пройдет? Как вы не понимаете, что я не хочу этого. Наплевать на синяки. Боже мой…
— Как же можно так унижаться? Вы молодая, красивая, нельзя допускать…
Он гладил ее по волосам, и она потихоньку успокаивалась.
— Это не я, вы мне верите?
Он закивал головой:
— Конечно. Я знаю, что это не вы. Вы хорошая, добрая девочка, вы бы не смогли.
— Нет, я плохая. Я хотела убить. Я видела, как Сергей вокруг нее вьется. Мне было так тяжело. На меня словно что-то накатило. Темное… Я взяла шампур и побежала через камыши, знаете, там тоже можно… Но я увидела их, и у меня все прошло. Я простила ее. Совершенно простила. Мне в тот момент стало ее так жалко. Кто бы мог подумать, что и Лялька несчастна… Что он имеет такую власть над ней. Зачем он это сделал, не знаю. Видимо, она надоела ему. И он захотел освободиться. Чтобы совсем. Она разбила моему Сережке жизнь. Но судьба ее тоже наказала… Господи, как все это странно…
У Наташи закрылись глаза. Алексей Петрович дождался, когда дыхание ее стало ровным, вышел из комнаты и закрыл дверь на ключ. На веранде сидела Диана. Ее руки лежали на подлокотниках шезлонга, как на клавишах рояля. Она посмотрела на него, и что-то шевельнулось в его груди. Ее красота действовала на него как хорошая музыка. Он пожалел, что никогда не слышал, как она играет.
— Мне страшно…
— Алине не надо было одной кататься на катере.
— Нет. Не то… Не надо было выпускать джинна из бутылки.
Они посмотрели друг на друга, как сообщники. Алексей Петрович не выдержал и первый отвел глаза. Он вышел из дому и поднялся к обрыву. Там уже никого не было. Внизу валялся разбитый катер, привязанный тросом к сосне. На площадке все еще стоял Лялин складной стульчик. Он посмотрел на китайскую горку. В середине ее буйно разрослись лилии. Пышная игольчатая зелень и крупные экзотические цветы на тонких стеблях. На Лялином рисунке они выглядели иначе…
Дима вошел в комнату и увидел на полу пустой стакан. Он поспешно поднял его и сел на кровать. В последнее время у Лины очень расшатались нервы, он должен был показать ее психиатру. А вместо этого он… Дима представил, как однозначно можно расценить его действия, и попытался оправдаться перед самим собой. Ведь ей это тоже нравилось, сколько раз под кайфом она говорила ему об этом. Сначала лекарство действовало как успокоительное, а потом… У нее расширялись зрачки, и ей хотелось заниматься любовью. Лекарство помогало ей ослабить над собой контроль.
— А я утверждаю, что Лялю убил не