– Полагаю, могу приписать эту честь себе, – ответил претендент и испытующе огляделся по сторонам. – Мой друг Патрик Гор утверждает, что только недавно вспомнил о них. Но у него, кажется, сложилось впечатление, что для снятия отпечатков вы использовали стеклянную пластину.

– Так оно и было, – сказал Маррей.

– Но это ложь, – возразил претендент.

Голос его неожиданно изменился. Пейджу вдруг подумалось, что под лукавой мефистофелевской вкрадчивостью кроется нешуточный темперамент.

– Сэр, – проговорил Маррей, скользнув взглядом по лицу претендента, – не в моих привычках…

Они как будто на мгновение вернулись в прошлое; казалось, претендент готов дать задний ход и попросить у Маррея прощения. Однако он сдержался. Искаженные черты смягчились, и на лице появилось обычное насмешливое выражение.

– Скажем иначе: у меня имеется на этот счет альтернативная версия. Для снятия отпечатков вы использовали так называемый «дактилограф». У вас было несколько таких книжечек; покупали вы их в Танбридж-Уэллсе. Еще я помню, что отпечатки у меня и моего брата Дадли вы снимали в один и тот же день.

– А вот тут вы совершенно правы, – признал Маррей. – Как раз этот дактилограф с отпечатками у меня сейчас с собой, – добавил он и отвернул полу пиджака, показывая на внутренний нагрудный карман.

– Я чую запах крови, – сказал претендент.

И точно, в воздухе как будто что-то переменилось.

– Тем не менее, – как ни в чем не бывало продолжал Маррей, – для своих первых опытов с отпечатками я действительно использовал небольшие стеклянные пластинки. – Лицо его стало еще более замкнутым и непроницаемым. – Ну а теперь, сэр, поскольку вы присутствуете здесь в качестве истца и инициировали весь этот спор, ответьте мне на несколько вопросов. Речь пойдет о фактах, которые, не считая меня, могут быть известны только настоящему сэру Джону Фарнли. Если вы и есть законный наследник, то без труда вспомните эти детали. В детстве вы обожали читать. Сэр Дадли, который был – думаю, вы со мной согласитесь – человеком просвещенным, составил список книг, которые вам позволялось читать. Своим мнением об этих книгах вы ни с кем не делились: сэр Дадли как-то позволил себе невинную шутку по поводу ваших литературных вкусов, и с тех пор из вас словечка было не вытянуть. Однако со мной вы были откровенны. Помните?

– Прекрасно помню.

– В таком случае будьте любезны сказать, какие книги были вашими любимыми и произвели на вас наибольшее впечатление.

– Охотно, – сказал претендент, задумчиво запрокинув голову. – Все книги о Шерлоке Холмсе. Весь Эдгар По. «Монастырь и любовь». «Граф Монте-Кристо». «Похищенный». «Повесть о двух городах». Все рассказы о привидениях. Все романы о пиратах, убийствах, готических замках, а еще…

– Достаточно, – без выражения прервал его Маррей. – А какие книги вызывали у вас особую неприязнь?

– Занудные писания Джейн Остин и Джордж Элиот. Слезливые повести о «чести школы» и прочей ерунде. Всяческая «полезная» литература о том, как мастерить и запускать разные механические штуки. Любые рассказы о животных. Замечу кстати, мои предпочтения и теперь не сильно изменились.

Пейджу начинал нравиться этот человек.

– Перейдем теперь к соседским детям, – продолжал Маррей. – Возьмем, к примеру, нынешнюю леди Фарнли, которую я знал как крошку Молли Бишоп. Если вы и правда Джон Фарнли, скажите: какое у нее было прозвище?

– Цыганочка, – мигом отозвался претендент.

– Почему?

– Она была очень загорелая и ужасно любила играть с детишками из цыганского табора, который стоял по ту сторону леса.

Взглянув на разъяренную Молли, он чуть заметно улыбнулся.

– Ну а мистер Барроуз – какое прозвище было у него?

– Индеец.

– А это почему?

– Когда мы играли в прятки, он умудрялся совершенно бесшумно проползать в кусты.

– Благодарю вас. Теперь вы, сэр. – Маррей повернулся к Фарнли и смерил его таким взглядом, словно собирался сказать, что тому надо поправить галстук. – Не хочу создавать у вас впечатление, что играю в кошки-мышки. А потому предложу только один вопрос, после чего мы приступим к снятию отпечатков. Ответ поможет мне составить собственное мнение, а уж верно оно или нет, покажут объективные методы дактилоскопии. Вопрос такой. Что такое «Красная книга из Эппина»?

В библиотеке было уже почти темно. Жара спадала медленно, но после заката чуть посвежело. В приоткрытое окно повеял ветерок; заколыхались деревья. По губам Фарнли пробежала недобрая улыбка, больше похожая на гримасу. Он кивнул. Потом вырвал из блокнота листок, достал из кармана маленький золотой карандашик и что-то написал. Листок он сложил пополам и передал Маррею.

– Подобные книги меня всегда мало привлекали, – сказал он и, помолчав, спросил: – Ответ правильный?

– Да, все верно, – подтвердил Маррей. Он перевел взгляд на претендента. – А вы, сэр? Не откажетесь ответить на тот же вопрос?

Претендент как будто впервые пришел в некоторое замешательство. Он переводил глаза с Фарнли на Маррея, и смысл этого мечущегося взгляда был неясен. Затем он молча, одним лишь кивком попросил передать ему блокнот и карандаш. Черкнув два-три слова, он вырвал листок и протянул Маррею.

– А теперь, господа, – провозгласил Маррей, поднимаясь с кресла, – пожалуй, можно переходить к процедуре снятия отпечатков. Вот, пожалуйста. Перед вами тот самый дактилограф – как видите, изрядно потрепанный. Тут у меня чернильная подушечка и два чистых бланка. Вот только бы еще… Нельзя ли побольше света?

Молли прошла в другой конец комнаты и нажала выключатель возле дверей. В многоярусной кованой люстре некогда пылало множество свечей; теперь вместо них были вмонтированы электрические лампочки, но горела только часть, и свет оказался не слишком ярким. Однако темнота отступила; сотни огоньков заплясали, отражаясь в оконных стеклах, а пыльные тома на высоких стеллажах как будто состарились еще больше. Маррей разложил на столе свой реквизит. «Дактилограф», к которому были прикованы все взгляды, имел вид хлипкой серой книжечки в бумажном переплете, заметно потертом от времени. На обложке читалось выведенное красными чернилами название; чуть ниже краснел крупный отпечаток большого пальца.

– Старый друг… – произнес Маррей, любовно похлопывая по книжице. – Итак, господа. Строго говоря, краску на пальцы лучше наносить не «плоским методом», а раскатывать; но валик я брать с собой не стал, чтобы максимально точно воспроизвести исходные условия. Понадобится только отпечаток большого пальца левой руки: только он имеется у меня для сличения. Вот носовой платок, смоченный спиртом; он обезжирит кожу. Советую воспользоваться. Теперь…

Вскоре все было сделано.

Пейдж, сам не зная почему, наблюдал за процессом затаив дыхание. И не он один. Все были в каком-то необычайном возбуждении. Фарнли зачем-то