– Как вы меня нашли?

– Понятия не имею, я дернул пару дверей наугад, за третьей дверью были вы.

Доггер нравится дому, он зарекомендовал себя хорошим компаньоном, и сейчас неподходящая ситуация для роли смелой и независимой женщины – следует рассказать про письмо. Да, определенно.

– Я бы хотела добавить пару штрихов к происходящему, хотя вы отказались добровольно делиться подробностями ситуации.

Доггер открывает дверь, пропуская меня вперед. Получается, чтобы разбудить в нем хорошие манеры, нужны обвинения в гомосексуализме? Забавно, ничего не скажешь, надо запомнить.

– Агата, я же объяснял, я не в праве распоряжаться чужими тайнами… Тем более, для вас и так слишком много новостей.

– Не решайте за меня.

– Простите. Просто мне тяжело понять ваше состояние… Сперва вы были…

Он мнется, подбирая слово. «Невыносимая» – вот правильное, но я не буду подсказывать.

– Говорите.

– Как генерал. – Доггер быстро смотрит на меня, видимо, проверяя не хлопнулась ли я, или какой там Мэттью использовал глагол. Может, я и не права, но быть генералом – не самая плохая черта характера. – А потом смягчились, и теперь я думаю, какое состояние для вас является нормальным.

– Оба. Вы сможете добраться до кабинета?

– Думаю, да. Если что, буду дергать все двери наугад. У меня это хорошо выходит.

– Хорошо, ждите меня там.

* * *

Доггер несколько раз перечитывает письмо, я наблюдаю за тем, как быстро бегают его глаза.

– Тут четыре ошибки.

– Да, я заметила.

– Что еще вы заметили? – Это походит на экзамен, но я не тешу себя иллюзией – Доггер не намеревается развивать мои аналитические способности, я не Ватсон, да и он вряд ли играет на скрипке. Скорее, Доггер просто не хочет сказать лишнего. Так что все же была за секретная организация? Какое-то из пяти «Ми»? Но они вроде бы не секретные.

– Уничижительный тон. Я могу ошибаться, но письма, адресованные отцу, были написаны куда как более сдержанно.

– Согласен. Это написал кто-то другой… Или тот, о ком я думаю, окончательно сбрендил, что также нельзя исключать. Конкретно это письмо составлено бездарно. Еще и написано от руки. Кто так делает? – Он явно говорит сам с собой, голос затихает, как радио на коротких частотах, я боюсь даже слишком громко вдохнуть, чтобы он не опомнился и не замолчал. – Если бы не криптограммы, я бы подумал, что развлекается кто-то из деревни. Но письма связаны. Мне надо понять, кто из двух мог написать. Когда Агастус умер, я сообщил… – Все же осекается. – Вы не замечали в последнее время каких-то новых людей в округе?

– Вас.

– Это похвально – подозревать всех, но давайте меня исключим и из этого списка.

– Хорошо, как скажете.

– В деревне есть паб?

– «Рука висельника и курица».

– Это два паба?

– Нет, один.

– Я боюсь спросить, откуда такое название. – Он переворачивает письмо, зачем-то поднимает его на свет, разглядывает.

– Мэттью рассказывал, что на этом месте повесили человека, который крал у Ласселсов скот. Но Мэттью любит приукрасить. Он не упоминал, как ему на руки упала Ава Гарднер? Если еще нет, не вздумайте спрашивать, это история на час.

– А курица тут при чем? Курицы не относятся к скоту, насколько мне известно. – Всю часть про Мэттью Доггер игнорирует.

– Для красоты? Извините, я правда не знаю.

– Думаю, нам надо туда наведаться. Обычно в пабах…

– Нам? Я не могу пойти в паб. Все будут смотреть на меня, и никто ничего вам не расскажет. Возьмите Милли, ее сестра там служит разносчицей. Она вам поможет. Тем более Милли часто меняет… – Я прикусываю свой раздвоенный язык. – Ухажеров. Милли часто меняет ухажеров, несколько лет назад я кинула в одного подушкой из окна своей спальни. Этот идиот – Нэд с фермы – перепутал стороны дома и орал «Bésame mucho» в два часа ночи. Какой бред, боже ты мой.

– Это могут расценить, что я пригласил ее на свидание. Это вас не смущает?

Доггер заглядывает мне в глаза. Опять. Снова. Ему следует избавиться от этой привычки и еще от потребности задавать подобного рода вопросы. Может, мне еще и объяснить, почему на самом деле не могу идти в паб? Точнее, главную причину? Там слишком много народа, от напряжения снова начну вести себя как леди Луиза, что неприемлемо.

– Нет. Мне надо работать.

– И еще вопрос. Вы с кем-то обсуждали тему своего замужества?

Если еще никто не учредил день неловкости, то сегодняшняя дата подходит как нельзя лучше.

– Никогда и ни с кем.

– Тогда пальцем в небо. Все женщины хотят замуж, и вы тоже хотите.

– Не все жен…

– Я понял, Агата, спасибо. – Он смотрит на меня как будто с иронией. И что же я сказала ироничного? Возможно, иронично следующее: не только я не хочу замуж, но и замужество меня не хочет – предложений не поступало. Это вызывает достаточно сложное чувство, и иногда мне кажется, что многое из происходящего со мной – следствие механизмов защиты: на самом деле я не прямолинейна, а испугана и подавлена. Впрочем, лучше в это не углубляться, излишняя рефлексия не свойственна моему классу, моему классу свойственно желание чувствовать себя особенными и великолепными – не более. – Боюсь, я должен еще некоторое время обременить вас своим присутствием в Харвуд-Хаусе, чтобы разобраться с этой проблемой. В которую я очень прошу вас не влезать.

Последнее слово Доггер выделяет голосом. «Не влезать». Помнится, около наших подъездных ворот раньше стояла табличка «Не залезать. Вы либо упадете, либо я вас пристрелю». Ее поставил отец после того, как деревенские ребята повадились забираться на ворота и в итоге отломили крыло у сфинкса. Я чувствую, как нижняя челюсть упрямо выдвигается, и едва успеваю ее остановить. Не влезать. Хорошо. Если Доггер старше, опытнее и умнее меня, это не дает ему право… На самом деле дает, но можно было это и не озвучивать. Не влезать. Ха.

– Хорошо, оставайтесь, но только если поможете организовать ремонт крыши. Будете следить за выполнением работ. Строителей я уже успела найти сама.

Можно было бы заставить его еще заняться ремонтом труб, потому что, судя по звукам и сроку давности, нас скоро затопит не только сверху, но и по периметру. Но у меня уже нет на это средств. Одна масштабная реконструкция в несколько лет, к сожалению, сейчас не начало века.

Доггер усмехается и издевательски салютует:

– Хорошо, мой генерал.

Какое несносное поведение, подумать только.

* * *

Ванесса проскальзывает в комнату с подносом, отчаянно сдувая со лба прядь. На часах 8.05 – опаздывает,