наваждение. Его тоска по Ляльке достигала иногда такой остроты, что он не мог ни о чем, кроме нее, думать. Непозволительная роскошь для кардиохирурга, четыре раза в неделю входящего в операционную. Кончилось все тем, что неожиданно для себя он на тридцать восьмом году жизни оказался мучительно и безнадежно влюбленным, безнадежно, потому что его желание безраздельно обладать ею никогда не могло быть вполне удовлетворенным. Она была капризна и непостоянна. Месяцами она не вспоминала про него, но если вдруг вспоминала, то ничто уже не могло ее остановить. И эти вспышки страсти слишком дорого ему потом стоили. Но он любил ее, несмотря на ее полную непригодность быть любимой, и, стараясь переиграть ее в независимости, никогда не пытался участить их встречи.
И вот теперь Ляли нет.
Он сидел над листком бумаги, пытаясь проанализировать свои чувства. Вчера она заманила его на камни и сказала: «Я хочу тебя». Он спокойно ответил: «Это невозможно». Она засмеялась: «Не выдумывай, мы встретимся ночью». Он покачал головой. Лялино желание и неизбежность предстоящего свидания делали его сильным и неуязвимым.
И вот теперь Ляли нет. И сказанные им слова необратимы. Он впервые выдержал характер. И что это дало? А то, что не было на свете человека несчастнее его. И некому теперь объяснять, что не восторги наслаждений, добываемые всегда неожиданным способом (Ляля любила экспериментировать), были главным в его чувстве к ней. А нечто другое. Никогда его жене не заполнить пустоту, которая образовалась в его сердце после Лялиной смерти. И только теперь, когда ничего уже не вернуть, он понял, как ничтожна и бессмысленна была вся его суета с отстаиванием независимости.
Алексей Петрович постучал в комнату Дианы. Молчание. Дверь была не заперта, в комнате — никого. Он вошел. Из окна были хорошо видны западный скалистый берег и площадка, на которой в тот злополучный вечер Ляля рисовала. Диана была там. Он спустился по лестнице и быстрыми шагами направился к тропинке, огибающей молодой ельник. Через несколько минут он уже был на берегу. Диана стояла на том самом месте и в той позе, в какой ее хотела изобразить Ляля. Он вспомнил, как еще вчера Ляля с восторгом рассказывала им, какую прекрасную она напишет картину. Алексей Петрович окликнул Диану. Она повернула к нему лицо. Слезы проложили светлые бороздки на ее щеках, покрытых слишком темным для солнечного дня тональным кремом. Алексей Петрович подумал, что вряд ли она смотрела сегодня на себя в зеркало.
— Диана, вы помните, я просил вас описать события вчерашнего вечера? Вы сделали это?
Она отрицательно покачала головой.
— Я не имею права заставить вас, мне остается только просить.
— Но я не могу… — У нее из глаз полились, словно наготове стоявшие, слезы. — Я просто не в состоянии написать хотя бы строчку.
— Может быть, вы ответите на мои вопросы?
Она посидела неподвижно, прислушиваясь к себе, потом кивнула:
— Хорошо, давайте попробуем.
— Где вы находились в тот момент, когда Ляля пошла за мольбертом?
— Я стояла недалеко от костра, по-моему, около сосны.
— Вы можете вспомнить, кто еще был там?
— Вы… Максим… Еще этот лесник, Николай, по-моему. Больше я никого не помню, хотя не исключено, что там были все. Пожалуй, кроме врача. Его зовут Дмитрий, не так ли?
Алексей Петрович кивнул.
— А что вы делали потом?
— Я сходила в дом, чтобы привести себя в порядок, потом вернулась к костру, все было готово, стали звать Лялю. Вот, собственно, и все.
— Вас кто-нибудь видел, когда вы отходили от костра?
— Я шла за вами по тропинке к дому, но вы свернули у сарая, и я не уверена, что вы меня заметили. К костру я вернулась вместе с Максимом. Он прибежал в дом за зеленью для ухи. Больше я никого не видела.
— Благодарю вас. Пока этого достаточно, и прошу прощения за беспокойство.
Алексей Петрович вернулся в свою комнату, разложил перед собой нарисованный им от руки план острова и, еще раз проверив свои блокнотные записи, нанес аккуратные галочки вдоль тропинки, ведущей к каменистой площадке, где была убита Ляля. Художник он был весьма посредственный, но на его плане со скрупулезной точностью были изображены не только все растущие на острове деревья, но и фигурки людей, словно привязанные к затейливым пунктирным траекториям. Он внимательно посмотрел на рисунок и покачал головой. «Ай-я-яй, как нехорошо получается». Как минимум два человека лгали. И, судя по его самодельному плану, это было очевидно. Изучив показания шести приглашенных и Максима с лесником, Алексей Петрович сумел расписать по минутам те полчаса, которые Ляля как будто бы провела одна без свидетелей.
— Алексей Петрович, можно к вам?
— Конечно, Максим, входите.
Максим вошел и, остановившись в дверях, сообщил:
— Я только что разговаривал со следователем. У него появились новые улики против Степана.
— Вы присаживайтесь.
— Нет-нет, я на минутку. Следователь сказал мне, что на рукоятке шампура обнаружили отпечатки пальцев Степана и нашелся рыбак, который видел вчера поздно вечером, как Степан карабкался по камням на наш остров. — Максим ожидал услышать реакцию Алексея Петровича, но тот в задумчивости опустил голову и стал разглядывать разложенные перед ним на столе бумажки.
— Алексей Петрович?
— Максим, я хотел бы собрать всех, кто был вчера на острове.
— Алексей Петрович, вы слышали то, что я вам сказал?
— Да, Максим.
— Тогда в чем же дело? Разве все улики не указывают на Степана?
— А что, Степан признал себя виновным?
Максим усмехнулся.
— Конечно, нет. Но он сознался, что был вчера на острове. Якобы он неподалеку ловил рыбу и услышал приглушенный крик. Он утверждает, что узнал Лялин голос, и поспешил к ней на помощь. Когда он влез по камням на скалу, то оказался как раз на той самой площадке, где была Ляля. Но она к тому времени уже была мертва. Когда он это понял, то очень испугался и той же дорогой вернулся в лодку. Удивляюсь, как он не сломал себе шею.
Алексей Петрович упрямо повторил:
— Максим, я хотел бы собрать всех, кто был вчера на острове. И свяжитесь, пожалуйста, с Николаем.
Максим пожал плечами.
— Не знаю… Гости решили уезжать.
— Вот именно поэтому мне и нужно с ними поговорить. Потом сделать это будет сложнее.
От костра шел едва уловимый едкий запах. Кто-то залил его вчера вечером водой. Николай всем своим видом выражал нетерпение, его отвлекли от каких-то важных дел. Алексей Петрович дождался Диану, которая вышла на полянку последней, и обратился к собравшимся:
— Господа, я не отниму