Открываю чат. Сообщения появляются быстрее, чем успеваю прочесть.

В ШКОЛЕ ЧП!

БЫСТРЕЕ СЮДА!

Внимательно смотрю на экран – хочу разобраться, что случилось.

ПОЛИЦИЯ УЖЕ ЕДЕТ!

Накатывает слабость.

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ? – пишу я.

Молчание. Под ложечкой сосет. Еще одна попытка:

ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?

Остальные матери меня словно не замечают. Сообщения тотчас прекращаются. Накидываю на боди толстовку и мчусь из примерочной к эскалатору. С колотящимся сердцем пишу Дилану:

Все нормально? Ответь! – велю я. – Сразу, как получишь!

Вытираю пот со лба и не отрываю взгляда от телефона в ожидании ответа.

Заходил 4 часа назад, – издевается надпись на экране.

Однажды я потеряла Дилана в торговом центре. Ему было четыре-пять, и я поволокла его в «Уэстфилд» вернуть платье, которое уже один раз надевала на свидание. Пока доказывала высокомерному кассиру, что на ткани нет следов дезодоранта, упустила Дилана из виду. Всего на секунду. На секунду, не больше. Смотрю – а его нет.

«Дилан!» – закричала я.

Тишина.

«А чего ждать от мамаши-хабалки, которая хочет вернуть ношеное платье?» – говорил взгляд кассира. Я позабыла о платье и носилась по магазину, обращалась к другим покупателям:

«Вы не видели мальчика примерно такого роста, в синей рубашке?»

С колотящимся сердцем успела расспросить человека четыре, и тут Дилан выскочил из-за вешалок.

«Бу!»

Меня чуть не вырвало прямо на пол. На смену облегчению пришла злость: «С ума сошел?! Я уж думала, ты потерялся!»

Он ударился в слезы. В автобусе мы оба украдкой всхлипывали.

Эскалатор в «Селфриджес» резко останавливается, и меня выдергивает из воспоминаний в реальность. Петляю между парфюмерных островков, уворачиваясь от брызг, пока не добираюсь до таблички «Выход на Оксфорд-стрит».

Добегаю до тротуара, жадно хватая ртом прохладный воздух. Бестолковые туристы ходят стадами, как мычащий скот, фотографируют дурацкие рождественские украшения, витрины магазинов и собственные придурковатые лица.

– С дороги! – рявкаю я, протискиваясь через толпу к черному такси. – Холланд-парк! Побыстрее! – это уже водителю.

Проверяю телефон. Сообщений нет. «Господи, прошу, пусть будет как тогда, в торговом центре. Пусть с ним все будет хорошо», – беззвучно молюсь я.

Нервы натянуты, как кожа на барабане, на котором отбивают один такт:

Только не Дилан. Только не Дилан. Только не Дилан.

7

Холланд-парк

Пятница, 15:01

До школьных ворот остается два блока, и тут мои уши пронзает первый крик.

Вопли и стоны со всех сторон одновременно. Кучка нянь сгрудилась поодаль, они плачут и перешептываются. А перед ними, ближе к воротам, другая группа, и все в ней пылают праведным гневом. Матери.

Голова гудит, как самолет, набирающий высоту.

Дилан.

Привычный порядок нарушен. Директриса, Никола Айви, стоит у главных ворот и крепко сжимает записную книжку, будто спасательный плот, а на лице у нее затравленное выражение. Ей около сорока пяти, она крашеная (явно дома) шатенка с зубами типичной курильщицы. Ее присутствие у школьных ворот – зловещий знак: мисс Айви обычно отдает повседневные заботы о школе мисс Шульц, а своим посещением удостаивает только благотворительные вечера. Значит, случилось что-то серьезное.

– Прошу родителей и опекунов… – начинает мисс Айви, без особой надежды обводя рукой растущую толпу.

А возмущенные матери забрасывают ее вопросами, как ручными гранатами.

– Где наши сыновья?! – вопит Аллегра Армстронг-Джонсон, пытаясь удержать рвущуюся с поводка собаку.

Хоуп Грубер размахивает песочного цвета сумкой от «Боттега Венета», как оружием.

– Говорите, что случилось!

– Школа закрыта, – слабо отзывается мисс Айви и бросает отчаянный взгляд на заместительницу, Хелен Шульц, а та рыдает в платочек, даже не скрывая, что от нее никакой пользы.

Клео Рисби выходит вперед.

– Немедленно объясните, что случилось!

Мисс Айви встревоженно смотрит на собрание матерей. Руки у нее дрожат. Ничего хорошего не жди.

– Ученик пятого класса, он… Как бы сказать… Похоже, он… – Она умолкает, глядя на Клео. – Полиция прибудет с минуты на минуту. Давайте лучше подождем.

Толпа возмущенно гудит. Мисс Айви сдается, вновь шевелит губами, но поздно. Я оглохла от ужаса, и в голове бьется лишь одна отчаянная молитва: «Только не Дилан. Только не Дилан. Только не Дилан».

Пробираюсь к мисс Айви сквозь толпу. Она что-то слабо возражает, когда я толкаю ее плечом, чтобы пройти к воротам. У синей двери, наверху лестницы, ссутулившись, стоит мисс Шульц – трудно себе представить более неподходящего охранника. Ее бежевая гетра сползла до лодыжки, обнажая паутину варикозных вен.

– Пустите, – велю я, но мисс Шульц не слышит за звуками собственных рыданий. Вдалеке воет сирена. – Пустите! – кричу я громче, и она уходит с дороги. К моему удивлению, синяя дверь без особых усилий открывается с тихим щелчком. Голос мисс Шульц затихает вдали:

– …поиск пропавшего… весьма необычно… сотрудничество с органами власти…

Захожу в тускло освещенный коридор, пахнущий грязными носками и свежим мелом.

– Дилан? – кричу я в темноту, потому что никаких дверей не видно.

Когда глаза привыкают к темноте, передо мной оказывается целая толпа мальчиков, да все не те, Дилана среди них нет. Они вертятся и шушукаются у стены коридора.

Учитель биологии мистер Демпси мчится ко мне, размахивая руками.

– Как вы… Школа закрыта! – заявляет он, поправляя на носу очки с толстыми стеклами. – Вам сюда нельзя.

Прохожу мимо и спешу по лестнице к кабинетам.

– Дилан! – кричу я в пустоту.

Не вижу, что там сбоку от меня, и не слышу мистера Демпси, хотя он где-то за спиной. Душа словно покинула тело. Если с Диланом беда, какая угодно, нет смысла жить на земле. Спрыгну с крыши, и все.

Заглядываю в туалет.

– Дилан! Ты здесь?

Не верю в магическую дребедень, но клянусь: Дилан тут; я чую саму душу сына прежде, чем зрительный нерв успевает уловить его присутствие и передать в мозг связный сигнал. Я как в микроскоп вижу бледную кожу, пронзительно-зеленые глаза, россыпь веснушек на носу.

Мой единственный сын жив-здоров и невредим, сидит, прислонившись спиной к батарее.

– Привет, мам, – говорит он как ни в чем не бывало.

У меня впервые после примерочной в «Селфриджес» как груз с плеч падает. Я прижимаю Дилана к себе изо всех сил. Хочется сложить его, как бумажного лебедя, и спрятать в животе, где ему ничто не грозит.

Дилан поднимает голову. Лицо грязное, над бровью свежая царапина.

– Его нашли?

– Кого? – брякаю я. Облегчение столь сильное, что все остальное забылось. Хотя, конечно, пропал чей-то ребенок, и если его мать так же бросится к синей двери, ее поиски завершатся весьма печально.

– Алфи, – отвечает Дилан, не