только ненадолго, понимаешь? Нельзя вырубить и ходить там, как по бульвару, да? Буквально на одну минуту, не больше, иначе они нас в момент спалят. Ну, не нас, а тебя. Усёк?
— Усёк, Миша, усёк.
— Ну вот, такие дела.
Обсудив все подробности с Мишей, я в очередной раз набрал номер Соломки. Телефон был по-прежнему недоступен. Тогда я рванул на встречу с Перебитым носом и его дружком Золотухой. Это было самое тонкое место во всём плане. Мы встретились в той же пивной за стадионом, что и в прошлый раз.
— Ну что, орлы? — усмехнулся я, присаживаясь к ним за столик. — Готовы поймать удачу за хвост?
— Да мы её не только поймать, мы её отыметь вообще во все дыры готовы.
— А вот это отставить, — покачал я головой. — С этим надо поаккуратнее, ребята. Один раз отымеете удачу вы, а потом сто раз она отымеет вас.
— Ты чё тут гонишь? — возмутился Перебитый нос.
— Короче, пацаны, соберитесь. Мозги в кучу. Запоминайте. Вот… Это телефоны для экстренной связи. Мой номер — ноль. Номер один — это Перебитый нос. Номер два — Золотуха. Нажимаете ноль — звоните мне и так далее. Единицу — Перебитому. Ясно?
— А он, в натуре, ноль, — усмехнулся Золотуха, кивая в мою сторону.
— В натуре? — подмигнул я. — Лишь бы не в прокуратуре. Да? Значит, действовать будем так.
Я достал лист бумаги с нарисованным планом дома, улицами, кустарниками и вообще всей округой. Распечатал карты из Яндекса и ручкой обвёл, то что важно.
— Вы там были, пацаны, и всё видели своими глазами, так?
— Так, так, — нетерпеливо воскликнул Золотуха. — Давай, профессор, поскорее! Руки чешутся золотишко помацать.
— Помацаете, помацаете, если всё правильно сделаете, — сказал я и ткнул пальцем в план. — Вот сюда вы должны подъехать на машине. Заберёте её вот тут. Всё ясно? Вот адрес ручкой обведён. Понятно?
— Понятно, не тупые, давай дальше.
— Придёте на этот адрес, получите тачку.
— У кого получим?
— Встанете под столб, к вам подойдут, — не слишком хорошо скрывая досаду, ответил я.
— Я понял, понял, не кипишуй, спокуха.
— Завтра сядете на эту тачку, приедете вот сюда, остановитесь за забором. Ясно?
— Да куда яснее? Давай дальше уже!
— Приедете и будете ждать моего сигнала. Я напишу одно слово: «Пора». Перебитый нос выскакивает из машины, перелезает через забор и со всех ног бежит к дому. Не раньше и не позже. Камеры ЧОПа будут отключены только в момент когда я скажу «Пора». Вы поняли?
— Поняли, поняли! Слово только тупое какое-то, «пора»…
— Золотуха сидит и не глушит мотор, — продолжил я. — Со включённым мотором, ясно?
— Ясно, бляха!
— Молодцы. Перебитый нос заходит в дом. Дверь будет открыта. Заходит и спускается сразу в подвал. Понятно?
— Да понятно! — рявкнул он. — Ты заманал переспрашивать!
— Молодец, раз понятно! Там ты берёшь сумку, которая будет стоять у сейфа. Ясно тебе?
— Сука!
— Ты не считаешь деньги, ничего не трогаешь, никуда не ходишь, не пялишься ни на что, просто хватаешь сумку и выбегаешь обратно. Ты почтальон и больше никто. У меня своя задача, у тебя своя, и у Золотухи тоже своя. Он водила. У тебя будет на всё про всё две минуты, даже меньше. Поставь таймер. Это время, когда выключатся камеры. Ты должен успеть за две минуты подбежать к забору, бросить сумку, перелезть, вскочить в машину и мчаться вот сюда, по этому адресу. Вкурил?
— Вкурил, шеф! — глумливо подмигнул Перебитый нос, довольный и от пива, и от открывающихся перспектив.
Он очень хорошо представил, что кинет меня, лошка, дело-то плёвое, всего ничего, подъехать и забрать бабло. По сути, ничего делать-то не надо. Да ещё и пойди потом его найди, этого Перебитого носа, да его дружка Золотуху. Им ещё и машину дают. Всё для них. Бери бабки и катись на все четыре стороны. Хочешь во Владивосток, а хочешь в Сочи. В городе Сочи тёмные ночи…
— Ну, а если всё понятно, пацаны, нехер сидеть пивом надуваться. Давайте, шуруйте за тачкой. И чтоб тише воды, ниже травы. Завтра важный день. Полный вперёд.
Они ушли, а я надел тонкие перчатки и аккуратно собрал с кружек отпечатки на специальную плёнку из набора, который раздобыл Кукуша. Закончив, я собрался и поехал домой.
Дома уже ждала Настя.
— Насть, давай завтра уберём, а лучше послезавтра, а? — предложил я.
— Ты чего! — удивилась она, — надо начать хотя бы, а то скоро мама приедет, а у тебя тут опять бардак. Давай.
— Ну давай… — вздохнул я. — Только сама глянь, времени-то сколько уже.
Я кивнул и открыл дверь. Настя сразу побежала на кухню.
— Я курицу холодную принесла, — объявила она. — Сейчас поработаем, а потом поедим.
— Ага, — ответил я и подошёл к окну. — Только сначала поедим.
Внезапно оказалось, что последний раз я ел утром. Я смотрел в окно, вглядывался в осеннюю ночь, несущую очередной рубеж. Чик, циферки в полночь превратятся в нолики, замрут на мгновенье и тут же начнут отматывать новый круг. Тридцать седьмой…
— Я тогда подогрею курицу, — предложила Настя. — На сковородке.
— Не надо, — помотал я головой. — Подавай холодной.
— Как месть? — беззаботно засмеялась она.
— Как месть, — согласился я и глянул на неё, весёлую, радостную, как в той песне. Бейби, ай фил гуд. Чувствую себя прекрасно с утра до вечера, потому что моя жизнь только начинается, пели когда-то «Кинкс»…
— Кому мстить будем? Жирной Медузе?
Я усмехнулся.
— Мы будем не мстить, а восстанавливать справедливость, Настя. Справедливость.
— Мстить приятно, — усмехнулась она. — Разве нет?
Двор был пустым, Соломка всё не шёл и не шёл. А телефон его был выключен…
Позвонила Жанна.
— Пока задержали, но, чувствую, придётся отпускать, — сказала она. — Тут такой шухер поднялся, просто пипец.
— Держись, Жанна Константиновна. Розы и ночь, помнишь?
— Всё, завтра поговорим, у меня сил нет никаких. Ты бы знал, что со мной делало начальство и в каких позах. И сколько раз. И сколько человек. Ты бы заплакал.
— Feel good from morning till the end of the day… — сказал я.
— А?
— Я говорю, чувствую себя отлично с утра до самого конца дня.
— Ну-ну, прикольно тебе, да?
— Просто я рад, что ты выстояла. Сажай его к херам, Жанна, не дай вырваться. Спроси, кстати, между делом завтра, куда Соломка делся.
— Всё, что про завтра обсудим завтра, — устало объявила она. — Отбой, Краснов.
Я ещё раз позвонил дяде Лёне… Его мог упаковать Усы или ещё кто-нибудь, кого я не знаю. Мог быть у Кашпировского человек или даже группа людей. Всё что угодно могло быть.