Мысли мелькнули и пропали. Включились наработанные годами и вбитые потом и кровью рефлексы. Подполковник сдвинул НР в глубь рукава, прижав кончиками пальцев.

В проходе возник третий. Высокий, сухощавый. На араба не сильно и похож. Чернявый, загорелый. Опасный, как кобра. Вожак. Цепко оглядел притихший салон. На водителя даже не взглянул. Тот сидел полуобернувшись, вальяжно откинулся на спинку кресла.

«Точно в доле, гнида». Веселая злость разбегалась по венам, будоража.

Вожак гонял взгляд по рядам, будто сканером тестируя. На поясе под правой рукой покоился «стечкин» в кобуре с расстегнутым клапаном. Кайда опустил голову, стремясь ненароком не выдать себя. Главный двинулся по проходу. Шаг, второй, третий… И будто в стену уперся. Взгляд споткнулся на Ляхе. Варшавин держал лицо расслабленным, но поза – что боевая пружина на взводе. Сканер еще бежал по рядам, маркером отмечая Чупа-Чупса, Кайду… Стоп! Рука главаря дернулась к кобуре.

– Бей! – гаркнул Александр по-русски и, наводя нож, нажал гашетку. Клинок, разорвав кадык бандита, пролетел насквозь, пронзив лобовое стекло.

– На пол! – на английском рявкнул Лях, направляя, казалось бы, пустую руку в сторону второго автоматчика.

Дзиньк – едва слышно сработал механизм ножа, и стальное жало вонзилось в грудь стрелка. Отшатнувшись, тот секунду оторопело смотрел, как расцветает алый мак на груди. Молотилкой застучал затвор калашникова, и ствол пошел падающей дугой, выплевывая свинец. Потерянная секунда и спасла Ляха, нырнувшего под сиденья в ноги соседки.

Вожак, забыв про «стечкин» в кобуре, рванул к двери.

Дзиньк – сработал НР Чупа-Чупса, вгоняя в левую лопатку стальное лезвие.

Главарь еще делал шаги к спасительной двери. Еще тянулись напряженные руки к стойке. Но… ноги сломались в коленях, и он рухнул на площадку. Лязгнул последний раз затвор, стреляная гильза звонко щелкнула о металл пола, и автомат заткнулся, выпав из рук уже мертвого стрелка. Тишина, будто беруши в ушах, висела только миг. Не больше.

– Работаем! – Кайда, отпихнув в сторону заваливающегося соседа, прыгнул головой вперед в проход.

Завертелось. Ужом по полу, перетекая через тела убитых или раненых. Кто ж разберет. Потом, потом. Отщелкнул магазин калаша. Норм, полный. Второй за поясом у «махновца». Слева на периферии мелькнул Лях. В руках – автомат. Вопросительный кивок. Жестом: «Один». Мимо мышью шмыгнул на площадку Морозов. Опаньки, теперь и «стечкин» у нас. Отлично! Уже не пустые. Будет вам, суки, панихида с танцами!

Ветровое разнесли помповыми. Картечью лупят. Бой кучный. Третий калаш объявился. Шмаляет длинными. Либо псих, либо салабон. Учтем. Быстро по-пластунски в конец салона. Блин, задняя дверь блокирована запаской. Вдвоем выдернем – и в проход ее. Хоть какая защита. Автомат прошивает насквозь. Шальную схватить не резон. Все, дверь открыли. На выход, парни!

Автоматчик с разбитой головой лежал, уткнувшись в простреленный скат у ближнего пикапа. Кайда зашел сбоку и аккуратно заглянул в кузов. Помповый Remington–870 целехонький валялся в углу. Про хозяина сказать подобное язык не поворачивался. Вытаращив глаза, он сидел, прислонившись к металлическому борту, зажимая двумя руками живот.

От второго пикапа, будто молотком по железному корыту, стукнули два выстрела. Александр переместился за кабину, не забывая про помповика. Бывали прецеденты, когда тяжелые «трехсотые» пакостить успевали напоследок.

– Лях! Что там?

– Все норм! Подчистил, – сразу откликнулся Варшавин. – Возвращаюсь.

Офицер, держа АК на изготовку, вышел из-за пикапа. Дверь «Икаруса» тяжко выдохнула, закрываясь за Чупа-Чупсом. Морозов, покрутив головой по сторонам, подошел сзади.

– Ну? – Кайда уперся цевьем в борт кузова, держа под прицелом помповика.

Морозов, глубоко вдохнув-выдохнув, угрюмо буркнул:

– Голый вассер!

– Зато этот, – подошел Варшавин, неся в одной руке калашников, а в другой – литровую бутылку воды, – везунчик. Негоже.

– Надо уходить. Времени в обрез. – Подполковник, щелкнув предохранителем, перекинул ремень автомата через голову. – Андрей, наш сидор прихвати.

– Ладно. Хотя в салоне крови по щиколотку. – Чупа-Чупс кивнул на кузов. – С этим?.. Допросить?

– А смысл? И так все ясно. – Александр взял протянутую Ляхом воду. – Взбаламутили западные либерасты страну. Превратили людей в нелюдей. Теперь хлебай дерьмо полным ковшом. Твари.

Сделав большой глоток, он вернул бутылку Ляху:

– Заканчивайте здесь. Уходим.

По прикидкам, до шоссе было километров семь. Или около того. Плевое дело для опытного походника. Если не учитывать, что под ногами не асфальт или тропинка в сосновом лесу, а крошево природного щебня вперемешку с мелким, что пыль, песком.

Настроение держалось препоганейшее. И виной тому был не скоротечный бой с опытным противником. Случалось и покруче.

Кайда брел, методично высматривая, куда поставить ногу. Края многих камней что опасная бритва. Распластаешь ненароком ногу. Или змея где затаилась. Этого добра завались.

Перед глазами раз за разом всплывала картина внутри салона «Икаруса». Заглянул туда ненароком. Он уже головой тряс, пытаясь сбросить увиденное, но не получалось.

– Вот твари. Всех, как на скотобойне. Ребятишек, женщин, стариков. Твари, твари, – бормотал Александр.

– Лях, вода осталась? – Чупа-Чупс, шагавший первым в цепочке, полуобернулся.

– С пол-литра. – Варшавин с хмурым лицом замыкал процессию.

Морозов, поднявшись на очередной бархан, остановился.

– Что видим, пилигрим? – Подполковник, встав рядом, высыпал по очереди из кроссовок набравшийся песок.

Андрей, взяв протянутую Ляхом бутылку, свинтил пробку.

– Еще пару километров шкандыбать.

– Пейзаж – полный отстой, – скривился Александр. – А ты что мурлыкал?

– Да… «Сплин», «Романс». – Морозов вздохнул. – Водки бы… На душе такое дерьмо…

– Дерьмо, – кисло сморщился Кайда. – Будет вам, парни, водка. Обещаю. Позже чуток. Двинули.

Тартус. Сирия. Июнь 2016-го

За спиной в нитку превратился мол порта Тартус, лишь крыши нескольких пятиэтажек просматривались сквозь дымку низких облаков. Чайки храбро пикировали у самого борта, выдергивая из волн зазевавшихся сардин. Корабль описывал плавную циркуляцию, отдаляясь от сирийского берега. Полотнище Андреевского флага реяло у верхушки фок-мачты. Слабый ветер с характерным запахом йода приятно холодил лицо, и Кайда подставлял то одну, то другую щеку под лучи нескромного солнца.

Неожиданно по-пистолетному сухо щелкнули динамики громкоговорителя, и над водами Средиземного моря…

Маятник качнется —

Сердце замирает.

Что кому зачтется —

Кто ж об этом знает?..

– Благодать! Всегда завидовал флотским. – Подполковник надвинул козырек кепи до бровей. – Стоишь себе этаким альбатросом. Просторы обозреваешь. Музыка душевная льется. Не то что в пехоте пешкодралишь сутками.

Кто кому по нраву,

Кто кого в опалу,

Что кому по праву

Выпало-попало… —

звучал голос Градского.

– Ага, альбатросом! Крутишься что крыса в колесе, от вахты до вахты да спишь в кубрике, – фыркнул Смоляк. – На «пассажире» у экипажа вся жопа в мыле. Про боевой вообще молчу.

Что