Всплывшие отвратительные сцены заставили меня содрогнуться.

– Я думала, что если спасу ее, то все это будет оправдано, – я медленно повернулась к Трейсу. – Я заплатила эту цену, надеясь, что этого хватит, чтобы она выжила. Но теперь все это просто… Ничего не стоит. Я позволила растоптать свою душу, чтобы получить слабость матери, которая просто плюнула мне в лицо. Эта боль – это не скорбь по ней. Только отчасти. Это боль осознания, того, чем я являюсь теперь. И признаюсь честно. Я ненавижу и ее, и себя, и даже не представляю кого из нас сильнее.

– Сирена, позволь помочь…

– Найди моего отца. Сейчас ты можешь помочь только этим.

***

Оказалось, что мой отец все это время прятался на Бродвее, живя в небольшой квартирке над театром. Через окно я увидела светло-зелененький диван с кофейным столиком напротив телевизора, по бокам которого стояли книжные полки.

Мой отец, вечно одетый с иголочки, сидел в мятой льняной рубашке и свободных штанах, обхватив лохматую голову руками. Окно было не заперто, поэтому я довольно легко попала внутрь, и он, словно почувствовав мое бесшумное появление резко обернулся.

Залегшие крупные морщины и синяки под глазами, говорили о том, что он давно не спал, и похоже… Плакал?

– Значит это правда? – сипло спросил он, подмечая мой ничуть не лучший внешний вид.

– Кто тебе сказал? – снимая нанокостюм прищурилась я.

Он смеет по ней плакать? Он, погубивший ее жизнь? Заставивший разрываться между семьей и работой? Предатель, игнорирующий меня всю жизнь, по совместительству бог хрен знает чего?

Он показал мне свою ладонь, на которой была белая руна. Точно такую же я заметила на ладони мамы, когда…

– Она была моей парой, – снова посмотрев на ладонь безжизненно ответил он.

– Женой, – недовольно поправила я.

– У атлусов все немного по-другому. Мы выбираем свою эйнту один раз на всю жизнь, – посмотрев на мое открытое предплечье с татуировкой сказал он.

– О, ну, конечно. У расы, о которой я узнавала случайно у кого угодно, но не у отца, из-за которого теперь обязана выглядеть как страшилище.

– Твои крылья – это гордость, – насупился он, подняв подбородок. – И огромная честь.

Я закатила глаза и усмехнулась. На что я надеялась, придя сюда? Отрадно видеть, что он страдает, и что, судя по всему, маму он любил… Но это дерьмо в таком тоне я слушать не собираюсь.

– Ладно, было приятно повидаться, – махнув хвостом, я пошла к окну.

– Стой. Ты ведь пришла за ответами? И твой агвер вряд ли тебе даст их.

– Значит спрошу у атлусов и Аут, – прижала уши я, смотря в окно.

– А как ты их найдешь?

– Аут сказала начать с пепелища старого мира и, не надо быть гением, чтобы понять, что ответы в старой квартире. В дневниках мамы… – я захлебнулась словами, вспоминая карты, которые когда-то там нашла.

– Да, только эта старая кошелка никогда не отвечает на вопросы прямо, не так ли? Да и как ты думаешь, в городе богов кто-то знает про некую смертную по имени Андреа Карлайт?

Злобно сверкнув глазами, я развернулась. Отвратительно, что, когда нам больно мы делаем больно и другим тоже. Я хотела чего угодно, но не быть похожим на него…

– Я хочу знать правду, – резко ответила я.

– Атлусы не умеют врать, Лилия.

– Я живое доказательство обратного. Как и ты, кстати.

– За это меня и изгнали, – пожал плечами он, садясь на диван, и жестом приглашая сесть напротив. – Но мы с тобой немного от них отличаемся.

– Тем, что отчасти люди? – предположила я, оставшись стоять.

– Ты – да. Но не я. Моя проблема была в моем таланте. Богу театра на роду написано быть лжецом и примерять маски. И ты, к сожалению, переняла это и довела мое искусство до идеала.

Рениш сказал, что мой отец отличный театрал… Вот же жук. Он уже тогда знал…

А ну да, где еще мог поселиться бог театра, как не на Бродвее.

Есть ли вообще хоть слово правды в его словах? Чему я тут вообще могу верить?

– Мне это жизнь спасает, – проворчала я. – Значит, ты бог театра?

– Был, – кивнул он. – Пока Кея не спасла меня от безумной мамаши, которая хотела лишить меня крыльев, увидев мое будущее.

– Тебя спасла одна из ксуера? – удивилась я, резко вспоминая тексты из книги Мелкхиона.

– Да, она спасла меня от отправления на землю и дала мне свою искру, вернув крылья, объявив, что теперь я ее фаэррай. Бог зимы.

– Покажи мне, – попросила я, все-таки делая шаг навстречу.

Он, не моргнув глазом, вернул себе крылья и расслабленно приоткрыл их. Они были искрящегося белого цвета, словно снег, с красивыми резными концами, похожими на языки огня. Хвост был раздвоенным с голубоватыми шипами, а еще у него были небольшие рога, как будто покрытые инеем. Впервые в жизни я видела настоящего отца, с горящими зелеными глазами, пшеничными волосами и желанием открыться мне. Наконец-то он решил быть со мной честным, спустя столько лет.

Из книг Алхимика я узнала многое. Оно было очень заумным, но если сводить к сути, то атлусы создавали людей по своему образу и подобию, но лишили их доступа к магии. Атлус отличается от человека не только наличием магии, крыльями и долголетием. Атлусы физически куда выносливее и сильнее. Их тела, как и их души созданы так, чтобы проводить сквозь себя магию без риска сжечь себя. Атлус может лишиться доступа к магии и стать чем-то приближенным к человеку, но человек никогда не станет атлусом. Он просто не способен вынести эту нагрузку.

– Мы с твоей мамой познакомились случайно, спустя две сотни лет моего изгнания…

– Сколько-сколько?

– Двести двадцать семь, если быть точным… Стой, твой агвер не говорил тебе, что фаэррай бессмертны, пока ксуер не решит забрать свою силу назад?

– Давай, ты будешь рассказывать. И прекрати его так называть.

Он прищурился, но продолжил:

– Я сразу понял, что именно она будет моей парой, моей эйнту, но богам и людям запрещено вступать в отношения. И тогда твоя мать решила заключить сделку с Аут, чтобы нам позволили быть вместе, и чтобы я не говорил и как не убеждал, она меня не послушала.

– Ты облажался, – кивнула я.

– За то,