захотел, мог бы сделать намного больше. Перед зрачками мелькали старые воспоминания встречи в её квартире, и по спине полз холодный озноб животного страха. Если захочет, он возьмет, и она ничего с этим не сможет сделать. Рефлекторная слеза упала на плечо и стала впитываться в ткань лямки платья.
Нэд медленно отстранился, затем так же медленно выпрямился, глядя её в лицо. Затем резко развернулся и пошел в зал, через несколько мгновений в нем скрылся. Девушка не могла отдышаться, словно воздух в одночасье стал чудовищно вязким, и не хотел входить в легкие, перед глазами все плыло. Элс вновь скрылась за дверью уборной, где тут же схватилась за лоб и разрыдалась. «Зачем я сюда пришла?» — шепотом повторяла она, глядя на начищенный кафельный пол. «Ну зачем?».
Он, все же, вернулся к барной стойке. Рождественский мотив звенел в ушах, как самый раздражающий, и ни капли не праздничный и не счастливый. Ротман чувствовал себя каким-то склизким, уродливым существом, которое полезло к волшебной принцессе, и которая, разумеется, будет плакать и брыкаться. Кому будет приятно, когда его обволакивает и целует склизкий урод с полчищем щупалец?
«А оно тебя, между прочим, любит» — пробормотал он, глядя на кристально чистую, бронзовую гладь алкоголя. Принц сейчас выясняет отношения на улице, ведь кто-то въехал в его машину, на что Нэд мрачно усмехнулся. Интересно, по чьей же указке произошел этот инцидент? И именно сегодня.
Любит. Ротман сам не знал, что это. Колебания гормонов. Гормональный ад, иначе не скажешь. Ад, который дарует боль, бессонницу, страх потери, беспричинное самокопание и легкую неуверенность, правда только рядом с одним человеком. За что все так любят это чувство? Апофеоз невротизма, иногда Нэд ловил себя на мысли, что вместо того, чтобы работать, или заниматься своими делами… он просто искал на себе её взгляд. Хотел думать, что она на него смотрит, а когда не находил, чувствовал печаль. Не смотрит. Не смотрит даже вскользь, а этого очень, очень хотелось. Оно подняло бы настроение и сделало бы на пару десятков процентов счастливее. Взгляд. Взгляд — надежда, что все наладится.
Ему больше не становилось легче от количества выпитых стаканов. Реальность заслоняла пелена опьянения, но эта пелена больше не делала раскованнее, не дарила искусственную радость. С каждым глотком зрачки становились все более безучастными и пустыми, словно в какой-то момент не осталось сил жить. За свои тридцать с небольшим Нэд безмерно устал. Пытаться, терпеть поражения, раз за разом. Затем снова пытаться, и снова терпеть поражение. Сейчас не оставляла убийственная мысль, что в этот раз он снова потерпит поражение. Но потеряет не время и не деньги.
Когда её платье вновь мелькнуло в толпе, мужчина резко вскочил из-за стойки и стал безумно осматривать все вокруг. Он больше не пригласит на танец. Но поговорить… очень хотелось.
Ротман стал бесцеремонно проталкиваться через своих подчиненных, глядя вокруг, пока взгляд вновь не зацепился. Она стояла возле елки. Очень грустно рассматривала шарики, и, видно, свое отражение в них.
— Одри. — Тихо прохрипел Нэд, чтобы не напугать, однако, она все равно вздрогнула и нервно отшатнулась. — Не убегай. Я просто… просто поговорить. — Он прикрыл глаза. Опять нервозность возрастала. Нервозность, которую молодой человек не чувствовал уже, наверно, больше десяти лет. — Прости меня. В общем… прости меня. Я не хотел напугать, или обидеть. Мне правда было бы приятно… просто провести с тобой время. Я по тебе… очень соскучился.
— Нэд. — Девушка опустила взгляд на пол. — Я не робот, с которым можно поступать, как вздумается, а потом просто прийти и вести себя так, как хочется. Если ты скучаешь, то… может… стоит найти себе друга? Или типа того?
Он ошарашенно прищурился. Она что, не понимает? Или делает вид, что не понимает? Какого черта она сейчас раздает ему советы⁈
— Одри. — Глухо ответил Ротман. — Мне не нужен друг, я соскучился по тебе. Прости, что сделал тебе больно.
— Прощаю. — Элс медленно кивнула, иногда стеклянными глазами все еще глядя на шарики. Затем медленно повернулась, собираясь идти к выходу из зала. Так же медленно прошла мимо, на что Нэд сдвинул брови и выдал:
— Я тебя люблю.
Может, то был невообразимо пьяный мозг. Может, глупость. А, может, просто невозможность больше молчать. Она остановилась. Чуть-чуть опустила голову, затем тихо ответила:
— А я тебя — нет.
Стальной шар
Он пустым взглядом рассматривал руль своего автомобиля, но не заводил мотор и не двигался. Во-первых, Нэд много пил, и на водительском сиденье ему сегодня не место. А во-вторых… у него просто не было ни сил, ни желания ехать домой. Пушистый снег все еще сыпал за окном, иногда мужчина кидал на него глаза, прислонившись лбом к холодному помутневшему стеклу.
Хотелось, чтобы сейчас на коленях кто-то сидел. Поджимал ноги, клал ему голову на грудь, а он мог бы сомкнуть веки и уткнуться носом в волосы. Наступило бы удивительное спокойствие и счастье, Ротман бы тут же достал плед, стал бы им накрывать. Можно было бы вместе посмотреть на снег, и, может, помолчать. Хотя бы помолчать.
Постепенно глаза начинали слипаться. Сквозь боль, сквозь пустоту, мужчина начинал дремать. Бледная, холодная рука медленно сползла с руля и упала рядом с рычагом переключения передач.
* * *
Единственное, что заставляло её переставлять ноги по пути на работу — это договоренность с Артуром. Наверняка он будет визжать от радости, когда узнает, что Ротман вновь оказывал своей секретарше внимание и попросит продолжить до конца месяца. Выкупит ли он акции при желанном исходе? Нет? Одри уже в этом сомневалась. Почему — не могла объяснить, просто сомневалась, хотя призрачная надежда оставалась.
Все внутри противилось каждому шагу и заворачивалось в узел. Как, после вчерашнего, она теперь будет смотреть Нэду в глаза? Что будет говорить, как себя вести? А что он будет говорить? По телу гулял озноб. Наверное, делать вид, что все как обычно. Что самого ужасного на свете корпоратива вообще не случилось.
На полусогнутых Элс вошла в здание, скинула в гардеробе одежду, едва не забыв взять номерок, с тяжелым сердцем поднялась к себе на этаж в толпе прочих клерков, что толпились в лифте. От необъяснимого волнения вздрагивали руки, потели как у первоклассницы на своей первой линейке. Дрожали губы.
Этаж наполняла фантомная аура дикого похмелья. Все же проводить