№ 375. Потом еще гадали. Мололи, в жерна кидали иголку и мололи в жернах. От она, до чего домелешь, она выговаривает, как человек. И имя выговорит или там вот что даже иному на три буквы. Три буквы только и говорит.

А потом гадали... этую...на сковороду, оборачиваем другим, бумагу стискиваем и жгем. Зажгем вот и к стенке. Вот бумага тоже хорошо показывает. Если уж которому бугры — смерть, или кресты будут. Вот моему сыну, бывало, два года все время гадал, и все время кресты — бугры, кресты — бугры, кресты — бугры. И вот видишь, зимой вот так и получилось, умер он (Новгородская обл., Старорусский район, Рукаты, 1990).

№ 376. А частокол, это и сейчас меряют. И я своим все рассказываю, как гадали. Говорю, идите, Новый год, хватайте частокол. Если попарно схватите частокола, то женитесь, а если непопарно, то не женитесь.

А еще гадали знаете как? Кокору[189] пекем, кокору, ну, хлеб раньше в квашнях пекли: муки да затворить. И вот кокору такую спекут, и эту кокору на голову кладут, в коляду, и бегут с этой кокорой по деревне. Если попадет парень, то замуж выйдешь, а если попадет мужик или женщина замужняя, то не выйдешь, а молодая там девка, то гулять будешь.

Вот как-то сидим мы. А в деревне такая вот была Вера. Схватила кокору-то и бежит в шубке. А у нас Леша такой сидел, рядом сосед. Мы говорим: «Леш, погляди, Вера-то бежит с кокорой». Он ей навстречу. Она под горку, на речку. На реку прибежал он, ее нагнал, кокору-то взял. Она: «Ну вот, Лешка отобрал у меня кокорину, давайте, девчонки, все съедим эту кокорину». Девчонки-то уж тоже на реку прибежали. Разломали они эту кокорину, съели. Вера и замуж за этого Лешку вышла. Вот как хорошо гадали (Новгородская обл., Старорусский район, Рукаты, 1990).

№ 377. А знаете, я расскажу вам, как гадали девчонки, снег пололи. Вот Святки начинаются на Новый год, вот все девчонки: «Пойдемте снег полоть!» И отправимся. Надо иттить на перекресни, где вот дорога идет одна туда, другая сюда, на перекресток. Одная нарывает[190] снег задом, подолом другая эту но!, но! — ногокает, погоняет, снег в подоле и сунется. Где собака гымнет, туда и замуж выйдешь. Ну, хохочем, хохочем, но мне нигде не давалось, чтоб собака гымнула далече. Ну где ж я б услышала, если далече, ну куда-нибудь вдаль выйдешь. Мне все говорили, что вдаль выйдешь.

А потом ходили еще камни кидали в пролубь. Вот высечем в речки там пролубь, возьмем камень в байни, с каменки, горячий, и когда его в эту пролубь, если зашипит этот камень пролуби, шумно будет, значит будет злая свекровь, шипучая будет. А если там на мужика — шипучий, будет шипеть. А если не будет — значит хороший, ласковый. Темно ж в байне, выбираешь какой-нибудь камешек, да чтоб поглаже, чтоб не зашипел, ну вот и кидаешь в эту пролубь.

На богатки[191] вот на Ивана гадаем. И мальчишки вот у меня гадали нынче. Иван Купала-то седьмого-то июля, богатки. А вот такие цветки, их мало, на таких на сухих местах, на пригорках. Принесешь в избу, за матицу заткнешь и вот загадываешь. Если распустится, то уж как загадаешь. Если не распустится, то я выйду замуж, а если распустится, то я буду цвесть так.

И ребята наши гадали. Вот почесаться перед зеркалом, поклониться, и возьмите поставьте водички и свою расческу положьте, вилки вот так поставьте. И суженую свою позовите, пришла. Вот зеркало положьте под подушку, родные мои.

Вот легли, диван-то разобрали. Геша был и Вася.

Легли и погадали. Геша, он никогда не ругается, как начал ругаться во сне: «Уйди, уйди, уйди!» Я рот затиснула, чтоб не разбудить его. И Вася что-то забормотал. Наутро им говорю: «К вам суженые были пришотцы, девки». От Геша и пристал к женщине, к замужней и с мужиком. Он и говорил: «Уйди!» Все так и пришлось.

А еще вот. Может, вы так тоже гадали. Угольки пускали в воду. Большую миску, в миску нальем воды, напишем имена мальчишек. Вот на миске по краям наклеим эти имена на маленьких бумажечках и раскручиваем уголечки, два уголечка. Да вот воду крутим, крутим, кидаем, у какого имя встанет, то ето мой суженый. Два уголечка, один поменьше пустишь, это свой уголечек. Кто за кем гоняться будет, ты за ним, али он за тобой. А воду все равно раскрутить надо. Раскрутишь, раскрутишь, болтаешь. Вот так.

На сухрестках тараканов ловили. Выпустишь тараканов, кружишься за ними, кружишься на сухрестках-то. Закружишься и бросишься в снег. Лежишь, слушаешь, где колокола звонят, в тую сторону замуж и выйдешь.

Или так. Бумагу зажжешь, что будет мне в году. Замуж выйдешь иль помрешь. В другой раз правду. Другой раз венец выгорится, а кто помрет, ну вылитый гроб выльется (Новгородская обл., Старорусский район, Рукаты, 1990).

№ 378. Кум у меня был. Курат на самое Рождество он говорит, пошли, мол, в кучу весь мусор оберешь, в фартук, в подол насыплешь, трясти будешь, и загадаем. Вышли часов в одиннадцать вечера, вот стали и начали задумывать: — если я вот весело проживу, то гармошка заиграй, а плохо, так стукни что. Вдруг перед нами как разбейся что. Мы: «Чур полно!» Так полгода прошло, ему всю голову расколотили.

Спать когда ложатся в Святки, ляжешь спать, возьмешь спички, коробок; и сделай колодец, потом спичку сломай и положи себе в голову. «Суженой-ряженой, приходи ко мне на колодезь за водой. Меня поглядишь и сам покажись, и попроси у меня крюка[192] сходить на колодезь за водой». И приснится.

Ловили камушки на Новый год. Вот побежали с беседы в пролубь, река неглубока, достанем: какой камень, такой и жених — гладкий или с уголками. И робята тоже побегут — кака жена будет.

А мы еще... Беседа у нас, приедут парни чужие на лошади. Подкрадешься, возьмешь веник, привяжешь веревочкой к саням и приговаривашь: как этот веник пашет[193], так и меня бы спахал с беседы жених.

В Святки на ложках гадали. Нальешь воды и на мороз вынесешь, чтоб