Хохочет старик Мэхпи, бьет себя по колену.

– Такая кроха, а про людей уже все поняла. Беги, Аяш, мать тебя заждалась.

Та кивает и медленно идет в деревню, забавно перекатываясь с ноги на ногу.

* * *

Старый Мэхпи смотрит ей вслед и думает, что хорошая из нее выйдет женщина: некрасивая, но большая и добрая. Таких детки любят и мужья ценят… когда юношеский пыл остывает. Непросто будет Аяш в этой жизни, немало слез она по молодости выплачет, зато в зрелую пору мудрой войдет и старость встретит тихую и светлую.

Грустно старику думать о девочке, вот он ее и привечает.

* * *

И все же ошибается мать: не все в племени любят Аяш. Взрослые вот улыбаются, за щечки потрепать норовят, угостить лишний раз, а сверстники над ней смеются – нехорошо, зло и почти всегда с предвкушением.

Если играть зовут – жди беды. Убедят спрятаться, а сами искать не будут. Если догонялки – назовут водящей, глаза завяжут, к оврагу подведут и долго будут потешаться, как неповоротливая Аяш карабкается наверх по скользким склонам.

Не любит ее Винона, а почему – девочка и сама не знает. А если Виноне что не по нраву, другие ей перечить не станут. Аяш даже разозлиться на них не может толком, потому что тоже чувствует за обидчицей силу. Винона ведь что тот проломник: на камнях растет и кедры с ума сводит. Ее только Кваху не слушает, но и тот спорить не решается. Никогда он Аяш не обижал, однако и не заступился ни разу.

Другое дело Мизу.

* * *

Аяш знает, что они с Мизу похожи, что и ему открыт секрет приготовления небесного рагу, и что дай ему волю, он бы бросился в море и обратился в волну, чтобы бесконечно брататься с океаном в прибрежном песке. Аяш подмечает его отстраненный взгляд и тихую улыбку, обращенную к лесу. Мизу смотрит прямо на лесного оленьего духа, сквозь рога которого просвечивают увитые мхом стволы. Аяш давно его заприметила: видно, убил кто-то втихую, мясо снял, а рога хоронить не стал.

Хорошо бы их найти. Она говорит это вслух и выжидающе смотрит на Мизу.

Мальчик молчит задумчиво, а потом качает головой:

– Нехорошо.

– Отчего же?

– Приходить перестанет.

Аяш понимающе кивает. Она привыкла считать лесного духа своим другом – видно, не ей одной в племени одиноко.

И все же, раз олень – их друг, нужно ему помочь. Она и Мизу так говорит, но тот лишь отмахивается:

– Где теперь их искать?

Аяш не знает, а потому молчит. Поутру их отправили собирать сучья для костра на поляне недалеко от деревни, и ее корзина уже полна, но уходить не хочется. С Мизу хорошо, даже когда тихо. Щелчками откликаются его пальцам сухие тонкие ветви, невдалеке журчит река да изредка кричит не знакомая Аяш птица.

Хорошо. Было.

– Вы здесь заночевать решили? – Лайз выходит на поляну вразвалочку, нарочито громко топая.

Наверняка сначала в кустах прятался, думал послушать, о чем они с Мизу говорить станут. Аяш радуется, что они вовремя замолчали. Или…

Навряд ли. Даже если и слышал что Лайз, где ему сообразить про оленя. Таким, как он, духи леса не показываются. Правильные духи так точно, а с неправильными Аяш дружить не станет.

Следом из кустов показываются Кэса и Лилуай. Аяш ожидает, что за ними выйдет Винона, и очень удивляется, когда этого не происходит. Странное дело, дурное. Нечего делать в лесу этим двум без своей подружки. А про Лайза и говорить нечего: он от деревни и десяти шагов не сделает, если пользы себе не увидит или если ему Винона в нее пальцем не ткнет.

Аяш вдруг представляет себе пальцы Виноны. Красивые у нее руки, тонкие. Вся она легкая, певучая, словно волна речная. Про такую только легенды слагать, не зря Лайз ее слушает.

У самой Аяш руки маленькие, пухлые, а пальчики короткие и с некрасиво выпирающими ногтями, будто на каждый палец по камешку уложили. Она так засматривается на свои ладошки, что Лилуай приходится дважды ее окрикнуть.

– Чего молчишь, словно уши водой залило?

– Я сучья собирать закончила, – рассеянно говорит Аяш, ругая себя, что невпопад.

– Молодец какая! Беги скорей к вождю, он тебя за этот подвиг преемницей назначит, – это уже Кэса.

Аяш молча подбирает с земли корзину и порывается было вернуться в деревню, но Лайз заступает ей дорогу.

– Постой, Аяш. – Она послушно замирает, пораженная мирным звучанием голоса своего извечного обидчика. – Мы с девочками как раз вас искали. Оставь ты эту корзину, ее Кваху заберет.

– Кваху? – переспрашивает Мизу. – А сам он где?

– Его отец рыбу носить приставил, как закончит, так сразу ваши сучья и заберет.

– А мы что делать будем?

– Даскию искать пойдем! – отвечает Лайз, и глаза его сияют.

Мизу и Аяш переглядываются, уверенные, что над ними шутят.

– Ты еще скажи Хладных, – наконец фыркает Мизу.

Лайз скалится, как волчонок, и открывает рот, явно собираясь сказать какую-нибудь гадость, но его перебивает Лилуай:

– Не с того ты, братец, начал! Вы ведь слышали, что в соседней деревне дети пропали?

Аяш кивает. Мизу смотрит на нее недоверчиво.

– Правда, что ли?

– Скажи ему, Аяш! – Лилуай едва ли не впервые в жизни смотрит на нее без злости, а будто даже с надеждой.

– Я от мамы слышала, она с женой вождя говорила… – сбивчиво начинает Аяш, но после берет себя в руки. – Мама думала, я сплю. Два мальчика, кажется. Они в лес ушли за брусникой, и теперь их найти не могут.

Лилуай важно кивает.

– Вот видишь, Мизу?

– Ничего я не вижу. При чем тут Даския, а мы тем более?

– Как это при чем! Кто еще детей красть станет? – возмущается Кэса.

– Голодные волки. Пума. Чужое племя. – Мизу даже пальцы на руке загибает демонстративно. Не водилось раньше за ним таких привычек, и Аяш с удивлением понимает, что Мизу злится. – Может, они в болоте оказались или со скалы упали.

Лайз опять открывает рот, но заговорить не решается. Он все еще стоит у Аяш на пути, и она чувствует на лице его дыхание. Мама говорит, что Лайз красивый мальчик и станет красивым мужчиной. Аяш в ее словах ох как сомневается: изо рта у него пахнет выброшенными на берег водорослями. Гнилой он внутри, как пень трухлявый, и ничего хорошего из того