Когда циский правитель услышал об этом, он пришел в ужас. Вскочил на колесницу и сам поспешил вслед за Янь-цзы. Настиг его уже на границе страны, стал упрашивать вернуться. Янь-цзы ничего не оставалось, как вернуться. Когда же он узнал, как Бэйго Сао ценой своей жизни добился для него прощения, он сказал: «Мне, Ину, и впрямь надо было бежать: я знаю людей еще меньше, чем думал!»

Глава третья

О решимости / Цзе ли

Держать человека при себе, делая его знатным и богатым, легко; удержать человека, когда ему грозят бедность и ничтожество, трудно.

Когда цзиньскому Вэнь-гуну пришлось бежать из своей страны и он скитался по всей Поднебесной, он был беден и унижен, и все же Цзе Цзытуй не покинул его, ибо у Вэнь-гуна было нечто, чем он его привлекал. Но когда он вернул себе свою страну и стал обладателем десяти тысяч колесниц, Цзе Цзытуй все же покинул его, так как у Вэнь-гуна уже не было ничего, чем он мог бы его удержать. Так что Вэнь-гун сумел то, что трудно, но не сумел того, что легко. Потому и не стал царем.

Когда цзиньский Вэнь-гун вернул себе страну, Цзе Цзытуй не принял от него награды, а сочинил стихи, в которых говорилось:

Был дракон в полете, парил над всем миром.

Пять змеек ему служили и были верны ему.

Вернулся дракон обратно, обрел свое прежнее место.

Четыре змейки с ним вместе купались в дождях и росе,

А пятая змейка отстала и в поле умрет одиноко.

Эти стихи он повесил на воротах гуна и скрылся в горах. Когда Вэнь-гун услышал об этом, он сказал: «О, это, наверное, Цзе Цзытуй!» И он удалился в уединенное жилище, переменил платье, а затем издал к сведению служилых людей и простонародья такое повеление: «Тому, кто сумеет найти Цзе Цзытуя, будет пожалован ранг первого цина и миллион му земли».

Некто потом встретил в горах человека с котлом на плечах и в соломенной шляпе и спросил у него: «Не знаете ли, где может пребывать Цзе Цзытуй?» Тот отвечал: «Цзытуй не желает показываться на людях, он желает скрываться, что же я могу о нем знать?» Повернулся и ушел. До конца жизни больше никто его не видел.

Поистине разнообразны помыслы людей! В наше время стремящиеся к выгоде до света спешат ко двору и затемно возвращаются домой, в речах иссушают губы и срывают голос, день и ночь помышляют об одном, но никак не могут этого достичь. А есть и такие, кому оно само идет в руки, а он торопится от него поскорее убежать. Вот Цзе Цзытуй – как далек он от пошлости!

На востоке жил один служилый муж по имени Юань Цзинму. Он отправился путешествовать и по дороге был застигнут голодом. Разбойник из Хуфу по имени Цю увидал его и дал ему горшок каши, чтобы тот поел. Три раза глотнув, тот муж смог наконец открыть глаза и спросил: «Вы кто будете?» Разбойник ответил: «Я из Хуфу, зовут меня Цю».

Юань Цзинму сказал: «О, но ведь вы же вор! Как же можно меня кормить, когда мой долг не велит мне принимать от вас пищи!» И, опершись двумя руками о землю, он попытался исторгнуть проглоченное, но ничего не вышло. Он лишь закашлялся, а затем лег ничком и умер.

Чжэнцы захватили город Ху в царстве Хань. Чжуан Цзяо ходил на город Инь в царстве Чу. Циньцы осаждали Чанпин в царстве Чжао.

В трех царствах – Хань, Чу и Чжао – военачальники и лица благородного происхождения отличались высокомерием. Служивые, солдаты и простонародье – все отличались там большой силой. Поэтому они восставали друг на друга и друг друга убивали. Те, кто был послабее, просили пощады, дабы избежать смерти. Их солдаты стали в конце концов пожирать друг друга, не заботясь о долге, думая лишь о том, как остаться в живых. Как далеки все они от Юань Цзинму, который, уже приняв пищу и возвратившись к жизни, все же не решился презреть долг и не умереть!

Глава четвертая

О честности / Чэн лянь

Камень можно разбить, но невозможно лишить его твердости. Киноварь можно растереть, но невозможно лишить цвета. Ибо твердость и красный цвет присущи этим вещам по природе. То же, что есть природа, получено от неба, и этого нельзя отнять по собственному произволу. То, что доблестного мужа, сознающего свою доблесть, невозможно обесчестить, имеет ту же причину.

В старину, накануне возвышения дома Чжоу, в царстве Гучжу было два служилых мужа, которых звали Бо И и Шу Ци. Как-то они сказали друг другу: «Говорят, что на западе появился некий бо, который скоро постигнет дао. Что же мы в таком случае здесь делаем?» И они отправились на запад в сторону Чжоу.

Но когда они достигли горы Ци, Вэнь-ван умер, ему наследовал У-ван. Тогда они решили задержаться, чтобы посмотреть, какова доблесть-дэ дома Чжоу.

У-ван послал своего брата Даня к Цзяо Гэ в Сынэй, и тот заключил с ним союз. В договоре говорилось: «Дарую тебе троекратное богатство, чтобы ты встал вровень с моими приближенными». Слова эти были трижды записаны слово в слово и скреплены кровью жертвенного животного. Одна из записей была зарыта в Сынэе, две другие остались у заключивших союз. У-ван послал также воспитателя Шао к Вэй Цзыкаю к горе Гунтоу и с ним также заключил союз на следующих условиях: «Дарую тебе пожизненный титул чжанхоу. Соблюдай обычные жертвы Инь с исполнением музыки „Сан линь“, а главным городом избери Мэнчжу». Слова эти были трижды записаны слово в слово и скреплены кровью жертвенного животного. Одна из записей была зарыта под горой Гунтоу, две другие остались у заключивших союз.

Когда Бо И и Шу Ци узнали об этом, они переглянулись и сказали друг другу со смехом: «Как странно! Это совсем не похоже на то, что мы назвали бы дао! В старину Поднебесной владел род Шэнь-нуна: жертвы тогда приносились в срок и со всей возможной почтительностью, но никто не вымаливал себе счастья. По отношению к людям правители были искренни и доверчивы; стремясь к