Текст этот, по всей видимости, не существует в культурном вакууме, а очень плотно вовлечен в культурно-историческую среду. У него есть вполне однозначные литературные предшественники.

Ближайшие соседи Израиля – это Месопотамия и Египет. О параллелях между вавилонской культурой и Библией много говорится применительно к Книге Бытия и эпосу «Энума Элиш». В Екклесиасте видны параллели с Эпосом о Гильгамеше. Здесь же перед нами интересная параллель с египетским текстом.

Египет – земля тысячи божеств. Там очень разнообразные, узкоспециализированные зооморфные боги. Даже антропоморфно-зооморфные: и на человека похожи, и с животными проассоциированы. То есть момент перехода от зооморфизма к антропоморфизму там как бы не закончился, как он закончился, например, у греков. Этих богов множество, каждый почитается преимущественно в том городе, который с ним связан. Хнум особенно почитается в Эсне, Хатхор в Дендере и так далее. В итоге все-таки формируется египетский пантеон. Связь бога и его города явно осуществляется через храмостроительство. То есть главный храм Амона-Ра будет стоять в Фивах – городе, с которым он связан. Храмовое жречество будет играть исключительную и экономическую, и политическую роль в жизни городов, что время от времени будет вызывать очевидное недовольство фараонов и попытки ограничить власть жрецов.

В XIV веке до Р. Х. восходит на престол Аменхотеп IV. Имя его переводится как «Амон доволен» или «Амон умиротворен» в том смысле, что бог неба доволен этим правителем. Аменхотеп IV вдруг принимает на себя совершенно нехарактерную для правителя роль религиозного проповедника и пророка. Он говорит, что получает уникальные религиозные откровения от одного единственного истинного Бога. Затем меняет свое имя на Эхнатон – «Полезный для Атона», то есть раб Атона, того божества, которое он так называет (оно изображается в виде «атен», солнечного диска). И проводит грандиозную религиозную реформу. Фараон резко понижает роль местных жреческих элит и объявляет культ Атона единственным и общеобязательным. А после строит новую столицу – Амарну – и ставшую центром поклонения Атону. Семью Аменхотепа IV мы представляем, пожалуй, лучше, чем семью любого другого правителя древности: он муж великолепной Нефертити и, возможно, отец Тутанхамона.

При Тутанхамоне произошел абсолютный отказ от поклонения Атону, возвращение к традиционным культам, а само имя фараона-реформатора на тысячи лет было предано забвению. Но раскопки XIX века в развалинах Амарны и вернули нам знание об этой истории, и дали некоторое представление о религиозных воззрениях того периода. В гробницах были обнаружены два гимна: «малый гимн Атону» и «большой гимн Атону», который удивительно созвучен тексту 103-го псалма и, очевидно, хронологически является его предшественником.

Эта соотносимость свидетельствует о культурных взаимосвязях между регионами. Текст псалма, по всей видимости, мы можем ассоциировать с периодом Соломона, а не Давида. Именно ему принадлежит инициатива отстраивания политических и экономических связей с Египтом, вплоть до вступления в брак с дочерью фараона.

Конечно, гимн по времени возникновения старше на несколько столетий, чем правление Соломона. Но, забытый в оригинальной египетской культуре, он оказался очень созвучен темам религиозной культуры Израиля – единственного места Древнего мира, где монотеизм расцвел пышным цветом. При этом говорить о наличии прямой литературной взаимосвязи между этими текстами мы со всей основательностью не можем. Скорее, перед нами – общность духовного дискурса, из которого авторы черпают схожие образы для выражения своих идей.

При существенном сходстве гимн и псалом все-таки богословски существенно же различны. В египетском тексте Атон – бог всего. Его лучи пронизывают море, с ним осуществляются труды человека, с ним растут травы, с ним живут животные. Но когда он заходит за горизонт, все меркнет и наступает царство тьмы и хаоса. Наступает время, когда выходят львы, когда жалят змеи, потому что создатель всего скрылся. Как мы уже заметили, псалом озвучивает прямо противоположную мысль: все, что ни есть в бытии, – это явление замысла Божия. «Я образую свет и творю тьму» (Ис. 45: 7), – говорит Господь. Хотя Атон претендует на имя «бога всего», он восходит и заходит – появляется и исчезает. Настоящий Бог пребывает всегда. И тот, кто обращен к истинному Богу, всегда пребывает в союзе и единстве с Ним.

Завершая псалом, автор от размышления и любования мироустройством приходит к богословскому выводу – к хвале: «Слава Господу вовеки! Пусть радуется Он творениям Своим! / Он посмотрит на Землю – и она дрожит. Прикоснется к горам – и дымятся. / Буду петь о Господе, доколе я жив, буду славить Его, пока существую. / Да будет песнь моя Ему приятна! Господь – радость моя!»

За все увиденное, все перечисленное, автор благословляет и благодарит Бога. И более того, хочет существовать в мире как часть хора этого мира. Вот и львы воспевают славу Богу, и дикие животные, которые поятся дождями, которых Бог изводит из сокровищницы своей, то есть из неба. Человек – такой же участник Божественного замысла, и участник осмысленный. Он единственный из всех перечисленных, кто может понять этот замысел. Пусть не целиком, но в каком-то объеме. Все остальные существа принимают бытие просто как наличествующее, живут жизнь. «Ты подашь им – они подберут, кормишь их щедрой рукой – сыты они и довольны. Ты скроешь Свой лик – они в смятении. Отберешь у них дыхание – умрут, снова станут глиной».

В самых последних стихах: «Да не будет грешников на Земле! Да не будет на ней злодеев!» – конечно, и тоска по справедливости, но и призыв к участию в замысле Божием. К соработничеству, или хотя бы непротиводействию Ему. Автор говорит, хорошо бы все были соучастниками этого замысла и никто не был его противником. Чтобы умножалась гармония и хаос отступал.

Первый псалом

После начала вечерни следует первый псалом – «Блажен муж», про человека, который идет по пути закона.

Перед нами – псалом премудрости. Этот некрупный текст, очевидно, является как бы богословским введением в Псалтирь. Не потому, что он для этого специально написан, а потому, что редактором сборника он сознательно поставлен первым, как бы определяя всю идею, всю логику книги.

1 Блажен, кто советам нечестивых не последовал,

и на путь