послушание для всех сестер, как покорная раба, готовая на всякую службу. Сия блаженная была отребием монастыря и самым делом исполнила слова Писания: аще кто мнится мудр быти в вас, в веце сем, буй да бывает, яко да премудр будет (1 Кор. 111:18). Вместо того, чтобы носить куколь[171] и башмаки, она набрасывала на голову какую-нибудь тряпку и ходила босая. Из четырех сот монахинь ни одна не видела никогда, чтобы она ела. Во все время жизни своей не сидела за трапезой: она питалась крошками, собираемыми со стола и остатками в сосудах, которые мыла. От многих из сестер была «уничижаема, поношаема и озлобляема». Исидора переносила все это терпеливо «с молчанием». Никто не слыхал от нее ни ответа грубого, ни ропота: чем жесточе бранили и унижали ее, тем более она была весела. Так упражнялась она «в мудром безумии Креста Господня!» Только одному Богу была известна скрывавшаяся в ней добродетель и Он, благий Судия, любящий возносить смиренных даже и в этой жизни, благоволил обнаружить достоинства Христа ради юродивой Исидоры. Святость сей подвижницы была открыта «знаменитому подвигами» отшельнику Питириму, ученику Пахомия Великого. Когда Питирим пребывал на уединении в Порфиритской пустыне, его однажды объяли помыслы тщеславия. «Что ты превозносишься своими подвигами, – сказал ему представший ангел. – Хочешь ли видеть женщину более тебя благочестивую? Пойди в монастырь жен Тавенисиотских и найдешь там женщину в повязке, она лучше тебя, ибо подвизается среди многолюдства, служит всем, и, хотя все ее осмеивают, она сердцем никогда не отступала от Бога. А ты, сидя здесь, блуждаешь мыслию по городам». Питирим из Порфирита пошел в Тавенский монастырь и пожелал видеть всех инокинь. Собрались все – не пришла одна Исидора. Питирим просил привести всех и когда ему отвечали: «Мы все здесь, кроме юродивой, которая на поварне», – старец велел привести и ее. Насильно привели Исидору, так как она не хотела идти[172]. Увидев ее, Питирим пал к ее ногам и сказал: «Благослови меня, матерь моя»[173]. Она, упав ему в ноги, просила его благословения. Все изумились, увидя это. «Авва, не срами себя, – она юродивая», – сказали инокини. «Вы юродивые, – отвечал старец, – она лучше вас и меня, она матерь наша, и я молюсь, чтобы оказаться равным ей в день суда». Услышав это, инокини с плачем припали к ногам ее, признаваясь в различных ей оскорблениях: одна говорила: я смеялась над нею, другая: я издевалась над ее смиренным видом; иная говорила: я часто выливала на нее помои или била ее кулаками и часто сыпала ей в нос горчицу; словом, все признавались в каких-нибудь нанесенных ей оскорблениях. Приняв их раскаяние, Питирим помолился о них вместе с Исидорою и удалился из обители. Чрез несколько дней, по уходе его, блаженная Исидора, не терпя славы, чести, услуг, которые стали оказывать ей, и тяготясь их извинениями, тайно удалилась из монастыря. Куда ушла она, где скрылась, и где скончалась – никто не знал; так подвизалась доблестная, смиренномудрая и блаженная сия девственница! «Вот юродство по Богу и возненавидение славы, – заключает очевидец сего великого подвига, святой Ефрем Сирин. – Ибо, отвергнув славу человеческую, удалилась она, возжелав паче, чтобы прославляем был Бог, прославляющий любящих Его»[174].
По иконописному подлиннику преподобная Исидора «подобием: лицо бледно от лощения, ризы преподобническия, черные, на главе плат простой черноватый с белию, в Минеи простым платом сквернавым покрываше главу свою»[175]. Память ее празднуется Церковию 10 мая.
Несколько позже, так определяет подвиг юродства Евагрий в первой книге (гл. 21) своей «Истории»[176]. Историк, перечислив так называемое «сверх законные подвиги»[177] иноков Палестины, Месопотамии и Сирии, прибавляет: «Скажу и еще об одном роде жизни, который превосходнее всех» (других видов подвижничества). Между подвижниками, хотя и весьма немного, но есть и такие, которые чрез добродетель достигнув бесстрастия, возвращаются в мир и, среди шума притворяясь помешанными, таким образом попирают тщеславие, – по словам мудрого Платона, последнюю обыкновенно снимаемую с души одежду. Любомудрие научило их есть без чувства и в харчевнях, и в мелочных лавках, не стыдясь ни места, ни лица, вообще ничего. Нередко посещают они бани и там бывают и моются большею частью с женщинами, покорив страсти так, что имеют полную власть над своею природою, и не склоняются на ее требования ни взглядом, ни прикосновением, ни даже объятиями девы. С мужчинами они – мужчины, с женщинами – женщины и хотят иметь не одну, а обе природы. Кратко сказать: в доблестной и богоносной их жизни добродетель противодействует законам природы и предписывает ей собственные законы, чтобы, то есть, она не принимала ничего необходимого до сытости. Закон повелевает им алкать и жаждать, а тело покрывать столько, сколько требует необходимость. Житие их на самых точных весах извешивается так, что, по мере восхождения их в противоположную сторону, тяготение становится неощутимым, хотя оно бывает весьма различно; ибо как в них смешаны противоположности, то благодать Божия, соединившая не смесимое, предметы соединения снова разделяет так, что и жизнь и смерть, противоположности по природе и действиям, обитают в них совместно. Отсюда, если действует в них страсть, – им надобно быть мертвыми, и в гробах, а когда пробуждается молитва к Богу, они должны проявлять крепость тела и бодрость сил, хотя бы уже вышли из возраста. Обе жизни их сплетены между собою так, что пусть они вовсе оставили плоть, все продолжают жить и сообщаются с живущими, прилагая к телам пластыри, перенося к Богу глас молящихся, и подобно как в прежней жизни, совершая прочее, что не требует вещей необходимых и не ограничено местом, – все продолжают слушать других и со всеми беседовать. Бывают еще у них частые и неутомимые коленопреклонения и многотрудные стояния, тогда как их возраст и произвольная слабость оживотворяются к этому одним желанием. Это какие-то борцы и бескровные бойцы, вместо открытых и роскошных обедов содержащие пост, и вместо сытных блюд не вкушающие, сколько это возможно, ничего. А когда приходит к ним странник, хотя бы рано поутру, – они принимают его с таким радушием и благожеланием, что выдумывают другой род поста – едят нехотя. Удивительное дело! как много нужно им для достаточного питания себя и сколь малым они довольствуются! Враги своих хотений и своей природы, они служат хотениям ближних, чтобы всеми средствами изгонять удовольствия плоти, и чтобы правительницею была душа, всегда избирающая и сохраняющая
